Вирджиния Эндрюс - Руби

– Ты слышала плач?

– Ну да, какие-то тихие всхлипывания. По-моему, они доносились из комнаты, где прежде жил Жан.

– А-а, – равнодушно протянула Жизель.

– Ты тоже их слышала?

– Конечно, – бросила она, сняла с вешалки юбку и приложила к себе. – Может, вот эту? Она не такая короткая, как твои, но красиво облегает мои бедра. И это нравится Бо, – добавила Жизель с многозначительной улыбкой.

– Очень красивая юбка. Но ты так и не сказала, что это за всхлипывания? Раз ты их слышала, ты наверняка знаешь, кто это плакал?

– Папа, кто же еще. Он часто приходит в комнату дяди Жана и плачет. Сколько я себя помню, он делал так чуть не каждый вечер. Никак не может смириться… с тем, что произошло.

– Но я его видела… вчера вечером… и он сказал, что никто не плакал… что мне померещилось…

– Естественно, он не хочет, чтобы кто-нибудь об этом знал, – пожала плечами Жизель. – И мы все делаем вид, что ничего не замечаем.

– Как это все грустно, – вздохнула я. – Папа рассказывал мне, каким красивым и обаятельным был Жан. Как это ужасно – умереть совсем молодым, когда перед тобой открывается вся жизнь и…

– Умереть? – перебила Жизель. – Что значит «умереть»? Папа сказал тебе, что дядя Жан умер?

– Ну… я так поняла… он сказал, что во время крушения мачта ударила Жана по голове и… – Я осеклась, припоминая рассказ отца во всех подробностях. – Папа сказал, что Жан долго находился в коме и медицина оказалась бессильна. Вот я и решила, что…

– Что он умер? Ошибаешься!

– Значит, он жив? Почему же тогда папа так о нем горюет?

– Жив-то он жив, только стал чем-то вроде овоща, – усмехнулась Жизель. – Хотя выглядит не плохо, ничего не скажешь. Тем не менее крыша у него полностью съехала, он никого не узнает и ничего не помнит.

– А… где он сейчас?

– В какой-то клинике за городом. Мы навещаем его раз в году, в день его рождения. То есть в этот день я езжу к нему вместе с папой. Папа видит его намного чаще. А мама не ездит к нему никогда. – Жизель сняла с вешалки блузку. – Подходит к этой юбке?

Схватив блузку, она подбежала к зеркалу и принялась перед ним вертеться. Я ждала, пока она налюбуется собой.

– А почему в доме нет ни одной фотографии Жана? – спросила я, когда Жизель наконец оделась.

– Слушай, мне надоело об этом говорить! – простонала она. – Фотографий нет, потому что папе больно на них смотреть, неужели не понятно? Удивляюсь, что он выложил тебе эту историю. – Она снова метнулась к зеркалу. – Тебе нравится эта блузка?

– Очень мило, – промямлила я.

– Ненавижу это слово! – процедила Жизель. – Мне вовсе не хочется быть «очень милой». Скажи лучше, я выгляжу сексуально?

Я бросила на нее оценивающий взгляд:

– Ты забыла надеть лифчик!

– С памятью у меня все в порядке, – ухмыльнулась она. – Многие девушки теперь предпочитают обходиться без лифчика.

– Правда?

– Истинная правда. Да, детка, тебе многому пред стоит научиться. Впрочем, что взять с такой дремучей особы. Тебе крупно повезло, что ты наконец выбралась из своих болот!

Честно говоря, сейчас я вовсе не была в этом уверена.

Для нас с Жизелью накрыли стол в патио, и мы уселись завтракать – я во второй раз, она в первый. Жизель почти ничего не ела, жаловалась, что внутри у нее все болит после вчерашних приступов рвоты. В случившемся она винила всех, кроме себя.

– Бо должен был меня остановить, – заявила она. – Я думала только о том, чтобы вам всем было весело. Поэтому и не заметила, как напилась.

– Я тебя предупреждала: не стоит увлекаться ромом, – напомнила я.

Жизель только рукой махнула.

– Раньше со мной ничего подобного не случалось, – сказала она и поморщилась, вспомнив свои недавние мучения.

Жизель сидела за столом в своих огромных солнцезащитных очках, так как от света у нее начиналась резь в глазах и головная боль. Бледные ее щеки покрывал толстый слой румян, губы она накрасила вызывающе ярко.

Облака, затянувшие горизонт утром, развеялись, небо сияло лазурной голубизной, блестящие листья магнолий сверкали в солнечном свете. Голубые сойки порхали с ветки на ветку, оглашая воздух радостным гомоном. В этом чудесном саду не было места тоске и унынию, однако тревожные предчувствия не оставляли меня. Медленно, но верно они овладевали моей душой, подобно серым тучам, затеняющим небосвод. Дафна уже успела во мне разочароваться. Вскоре отец тоже поймет, что появление еще одной дочери принесет ему слишком много хлопот. Жизель убеждена, что обманывать родителей – это в порядке вещей, и ждет, что я буду ее сообщницей. И что же мне теперь делать? Может, стоит пойти к Нине, попросить у нее какого-нибудь магического снадобья? Вдруг она поколдует немножко и все мои неприятности развеются как дым?