Валентин Распутин - Новая профессия

— А ко мне на свадьбу вы придете? — спрашивает девушка, явно заинтересованная его ролью на свадьбе и поднимая на него широко раскрытые, спокойно лучащиеся глаза.

— У вас скоро свадьба?

— Придется поторопиться, — с наигранной лукавостью говорит она. — Вы пользуетесь популярностью — как бы мне вас не потерять.

— Ой, да говорите что угодно! — с легким раздражением отзывается он. Мне не хочется больше ни на что обижаться.

— А я не хотела вас обидеть, честное слово.

Музыка перестает бить, сменяя кувалду на напевные рожочки, и опять слышен гомон, стоящий над полупустыми столами. Жизнерадостный бас среди танцующих по-охотничьи крадется к своей партнерше, тоже веселой, повизгивающей, приседающей на месте толстушке с маленькими глазками и вывернутыми губами, и вдруг отпрядывает от нее и начинает заходить с другой стороны. Ищут какого-то Васю, по-видимому шофера, громко выкликая его, под руки уводят отца невесты, в распахнутую дверь от реки нахлестывает сырой свежестью. Когда Ася, улыбаясь, поднимает лицо, на нем проступают бледные затертые веснушки.

— А вы здесь как, с какой стороны? — спрашивает Алеша вяло, кавалер в нем не проснулся.

— Я так же, как и вы, с десятой стороны. Я здесь никого, кроме одной дамы, не знаю.

— Кто же вы?

— Ни за что не угадаете.

— О, помилуйте! — Алеше впервые удается без усилий рассмеяться. — Ныне гадать… таких кроссвордов еще никогда не было. Новое на новом и новым погоняет. Кто же вы? — уже свободней и настойчивей переспрашивает он. Смеется и она, совсем без игры:

— За нашим столом двое… вы догадались, кто они?

— Гадать не надо. На них написано.

— На мне, значит, не написано. Я оттуда же.

Алеша невольно отстраняет ее на вытянутые руки и замирает:

— Вы?

— Я.

— Господи! Ну что вы можете? Такая… Вы что — комаров от своей дамы отгоняете?

— Вот такая, — она снова приводит его в движение и ничуть не обижается на «комаров». — Еще какая! — добавляет она не без гордости. — Вы что-нибудь слышали об у-шу?

— Какие-то восточные бои.

— Да, примерно.

Потом они снова сидят за столом, уже одни, без гвардейцев, и едят мороженое. Свадьба пошла на убыль, поредела, она всплескивает еще то смехом, то вскриком, то песней, но все заняты собой, и стоит сытое, с неряшливым подзвоном, животное ворчание. Алеша слизывает с чайной ложечки розовую студенистую сладость, переводит взгляд с утомленной, нахохлившейся невесты на свежую, как в начале вечера, Асю и задумчиво говорит:

— Вы не вы и я не я. Чудеса в решете. Но скажите, свадьба-то сегодня была настоящая или нет?

Поздний вечер, дозревают и уплотняются сумерки, но еще не темно и видно хорошо, разборчиво. Алеша доходит по набережной до моста через реку, любуясь темной синевой быстрого бугристого течения, в котором струи ни с того ни с сего вдруг бросаются с наплеском в сторону и опять выравниваются. Над низовьем реки, ныряющей за поворотом в деревянный окраинный город, бархатно стелется над фарватером серый дым и приглушенно постукивают берега.

Тепло, мягко, ощущение себя растворено в воздухе, точно в этот только час ты можешь оставить знакомую фигуру и поплавать в высоте. В этот час город не превращается еще в тоскливые руины, каким он кажется ночью, но и не выставляется таинственной громадой, каким кажется днем. В его полной вялой очерченности выстраивается что-то уже окончательно отошедшее, глядящее безмолвно. Сегодня это уже не тот город, что был вчера, и завтра будет не тот, что сегодня. В нем так многое меняется, что, если бы удалось подсчитать, выстроить эти перемены в один ряд и окинуть взглядом, от удара долго не пришел бы в себя. Но они растеряны среди прежнего и среди прежнего принимаются за естественное и неизбежное обновление клеток одного и того же организма, хотя, может быть, это уже другой организм. Может быть, раком страдают не только люди, но и города, государства, только «раковые» города живут дольше.

А как хорошо, верно, как славно пройтись по городу в такой час! Прохожих мало, теперь боятся темноты и прячутся заблаговременно, но, если кто решился остаться в улицах, страшное не кажется ему страшным. Он доверяет чувству безопасности, как честному слову, звучащему в воздухе, и под его защитой, если город будет заминирован, пройдет и сквозь мины. Как хорошо не знать ни о чем плохом, что здесь сегодня случится, и просто шагать и шагать, полагаясь на силу своей безвинности и доверчивости, и думать, вспоминать, строить несбыточные планы.