Михаил Башкиров - Банный вор

Говорили мало. Он вспоминал то плюшевого медведя, которого подарил ей, то первый неловкий поцелуй.

Ленчик старалась улыбаться.

Она принесла альбом и стала показывать ему своего сына, неловко переворачивая свадебные фотографии, где так же фальшиво улыбалась. Почему она их не выкинула, подумал он, и вдруг заговорил быстро, лихорадочно:

— Дай мне полгода, еще полгода, всего полгода. Так надо, пойми. Конечно, я знаю, что мне никогда не вернуться к себе прежнему, да и ты стала другая, и неизвестно, какими мы будем через полгода. Может, мне не следовало приходить сейчас и вселять надежду, но боязнь потерять тебя снова — заставила. Да-да, я боюсь тебя потерять. С того нелепого дня я не искал встреч с тобой, но почему-то наша случайная встреча состоялась так поздно — или как раз не поздно, а вовремя, неделей раньше я бы просто тебя не заметил, мне было не до тебя… Три года вычеркнуты, и хотя обидно, есть маленькое утешение, что потерянные дни были испытанием на волю, на способность выжить. Бросился с крутого берега и поплыл не оглядываясь, наслаждаясь новыми впечатлениями, риском, поплыл с верой, что достанет сил одолеть любую стремнину, а потом сидеть на обетованном берегу и плевать в мутную воду… Плыл, плыл, выматывая нервы, и вдруг приподнял голову, посмотрел в сторону и понял, что движения не было, так, сплошная иллюзия. Все те же две березы над обрывом, кособокая скамейка и девушка, похожая на ту, которая умоляла вернуться… Полгода, всего полгода… И чтобы эти полгода не растянулись на десятилетие, прошу тебя, будь рядом… Ты спросишь, почему мне так нужны полгода? Да потому что, хотя мои теоретические построения рассыпались, я кое-чему научился, и грех не воспользоваться этим трамплином. Гусенице, чтобы превратиться в бабочку, нужен срок, и пусть ей тошно и тесно в коконе, но она терпеливо ждет, чтобы познать опьянение полетом… Я вырвусь из собственноручно состряпанного кокона через полгода… Только верь мне, верь в меня, прошу тебя, верь…

Через неделю, в среду, вор решил дерзнуть.

Если удастся задуманное, то полгода можно сократить, а там начнется новая жизнь. Он чувствовал, что готов к ней.

День с утра был тихий, печальный, хмурый.

Вор сделал зарядку, долго и тщательно чистил зубы, хлюпался водой. Потом разогрел вчерашний борщ, сваренный Ленчиком. вымыв тарелку, перешел с чашкой кофе в кресло.

Оставалось еще два часа.

В дипломате рядом с обычными банными принадлежностями и отмычкой лежали с вечера завернутые в полиэтилен отвертка, стамеска, маленький молоток и тонкие перчатки.

Сначала он хотел поехать в Захаровскую баню на трамвае, с пересадкой у вокзала, но передумал и пошел через весь город пешком.

Вор миновал сквер с заколоченным на зиму фонтаном, пересек затихшую площадь, немного постоял возле недавно отреставрированной церкви, задрав голову на золотой могучий купол, готовый сорваться, чтобы исчезнуть в мутной хляби.

Захаровская баня приткнулась на самом берегу реки. От широкой стремительной воды ее отделяли только асфальтированная дорога да бетонная дамба. Рядом дымил трубой дрожжевой заводик, и от него расползался хмельной дух. Еще дальше темнели корпуса фабрики.

Вор вышел на берег правее заводика, там, где в угловом доме хлопали двери магазина «водников». Отсюда хорошо просматривалась река и далекий мост с медленными трамваями на хребте.

Захаровская баня славилась на весь город сухим паром. Любители съезжались отовсюду. В субботу и воскресенье было не протолкнуться. Часами сидели в душном полутемном коридоре, чтобы потом степенно взойти в парилку, обшитую свежими досками…

Вор перешел дорогу и стал наблюдать за площадкой перед входом, где обычно частники оставляли свои машины. Пока там торчал один «Запорожец» старого выпуска да мотоцикл с замком на колесе.

С реки вдруг ударило ветром. На голом тополе забился последний скукоженный лист, но все же удержался на ветке.

Из-за угла выехал новенький «Москвич».

Вор сжал ручку дипломата, нетерпеливо шагнул.

Но машина проехала мимо, к магазину.

Опять ветер попытался сорвать раздражавший его лист, и опять тот не сорвался, не полетел, кувыркаясь, под берег.

И вот появились «Жигули», встали рядом с «Запорожцем». Хозяин обошел вокруг машины, любуясь, — и в баню, зажав веник под мышкой, размахивая авоськой.

Вор разделся в соседней кабинке. У хозяина вишневых «Жигулей» была широкая угреватая спина и волосатые ноги.