Увидев его, хотела сказать врачу:
– Не надо! Ни в коем случае не надо ему сюда заходить и видеть все это. Я передумала. Я не хочу!
Но уже провели и поставили в изголовье – оплачено.
Если чуть раньше я еще могла представить себе ребенка, прорывающегося наружу со свойственной всему нарождающемуся волей к жизни, то теперь от него ничего не осталось – реальной была лишь безжалостная животная сила, которая перла изнутри и разрывала мое тело, как ставший ненужным инкубатор.
Закричали: еще, еще. Не понимая, что еще я могу сделать, забыв, что речь идет о ребенке, не разбирая, когда дышать в самый решающий момент, а когда задерживать дыхание – где мой конспект? – я просто от души избавила себя от чужого. Можно, нельзя – какая разница, когда он собирается тебя убить? Мне, и правда, стало все равно.
И – все закончилось. Боль как рукой сняло. Кто-то заревел. Низко и обиженно. Это вполне мог быть дежурный врач. Но обижался невероятно длинный и крупный бордовый человечек со спутанными мокрыми черными волосами, как Маугли.
– Запишите, во сколько родился, – говорил кто-то.
– Четыре килограмма двести тридцать грамм, пятьдесят пять сантиметров, – диктовала врач.
Его положили мне на грудь, и он возлежал, весь в складках, как инопланетный Йодо, плаксиво жмурясь щелками глаз на яркий свет.
– Импринтинг, – спохватилась я.
Младенца приложили к груди мужа, уже ничему не удивлявшегося и словно оцепеневшего.
В права вступила неонатолог, и снова началась кутерьма: новорожденного взвешивали, оценивали по Апгару и заворачивали в первое одеяние. Показали куклу в тугом конверте из пеленки и утащили в детское отделение, пообещав вернуть утром. У меня не было сил сопротивляться: длившееся девять месяцев ожидание разрешилось настолько благополучно, что мне, так натренировавшей себя готовиться к худшему, даже не верилось.
– Природа тебя бережет, – сказала мне врач, но сил радоваться уже не было.
Пакеты перекочевали за мной в родильный отсек. Из того, что с провиантом, торчала палка колбасы, и тут я поняла, что хочу всего разом: есть, пить, курить и, наконец, помыть голову! В создавшейся ситуации можно было только подкрепиться.
– Ты ведь тоже не успел пообедать? – спросила мужа и показала глазами на пакет.
– Это же операционная! – шепотом напомнил он мне. – Помнишь, мужика с бутербродом выгнали.
Как только младенца унесли, кутерьма улеглась – мы просто ждали, пока подготовят одноместную палату.
– Правильно и сделали: он крошил, наверное. А мы без бутербродов. Там в пакете и нож есть.
Врач заглянула в родилку и застала нас уплетающими за обе щеки колбасу с сыром. Муж попытался незаметно задвинуть под родильное кресло ополовиненный пакет, из него выкатились мандарины – прямо ей под ноги.
– Сказали бы, что проголодались, вам из столовой ужин принести могли!
Наконец, за мной пришла санитарка с каталкой и объявила мужу, что пакеты она больше не потащит – это его обязанность. Спускаемся на первый этаж.
– Не надо никуда катить, – бодро начала я. – Сама могу потихоньку дойти.
– Что ты, что ты! – запричитала вокруг вновь собравшаяся родильная бригада. – Зачем идти, когда можно доехать!
Уложили на каталку и повезли к лифту. Вечером на дородовом отделении было скучно, и девочки часто прохаживались возле дверей родильного блока, особенно если знали, что они закрылись за кем-то из товарок. Первым всегда проносили спеленутого младенца, и все гадали – чей?
Когда двери распахнулись, я увидела свою палату в полном сборе. Они радостно махали мне руками, я с досадой – им: чувствовала себя раненым Щорсом, которого выносят с поля боя, а ведь как красиво я могла бы выйти.
Каталку затолкали в грузовой лифт. Тронулись. На первом этаже двери дернулись и раскрылись только наполовину.
– Кто там хотел пешком идти? – хмуро спросила санитарка не допускающим возражений тоном.
Я слезла с каталки и пошла за ней на ватных ногах, но все равно довольно, как мне казалось, ровно. Эх, девчонки не видели!
* * *
Муж сидел в палате до ночи, а когда ушел, я опять не могла заснуть. Мучилась бессонницей уже без повода, по привычке.
Слезла с кровати. Достала из холодильника остатки колбасы, пошарила в пакете и присела к столу.
Дверь в палату распахнулась.
– Это отсюда цитрусовыми пахнет? – прогремело с порога, когда я закусывала мандаринами. – Вам же нельзя!
– Почему нельзя?
– Потому что кормить скоро!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу