Луиза Эрдрич - Пригоршня прозы - Современный американский рассказ

Отец смотрел, как этот человек скрывается в длинном белом здании клуба. Постоял некоторое время, словно слушал что-то, чего я слышать не мог, — смех, может быть, или музыку. Он всегда был счастливым человеком и, по-моему, просто ждал: вот что-то случится, и он снова почувствует себя счастливым.

— Если тебе не нравится футбол, — он вдруг посмотрел на меня так, словно вспомнил о моем присутствии, — брось его, и дело с концом. Займись метанием копья. В этом есть чувство свершения. Я как-то пробовал.

— Хорошо, — сказал я и стал думать о метании копья — о том, сколько оно весит, из чего сделано и трудно ли будет научиться метать его правильно.

Отец неотрывно смотрел туда, где небо было прекрасно — глубокое, полное фасок.

— Там ведь пожар, так? Я чувствую запах.

— Я тоже, — ответил я, вглядываясь в небо.

— У тебя ясная голова, Джо. — Он посмотрел на меня. — С тобой не случится ничего плохого.

— Надеюсь, — сказал я.

— Это хорошо, — сказал отец. — Я тоже надеюсь.

И мы пошли назад, к зданию клуба, по дороге подбирая мячи.

Когда мы подошли к клубному магазину, свет внутри горел, и через зеркальные стекла я видел человека, который сидел в складном кресле и курил сигару. Он уже был в пиджаке, но на руке висела куртка, и он еще не снял бело-коричневые туфли для гольфа.

Когда мы с отцом вошли со своими корзинками, он встал. Я ощутил сигарный дым и бодрящий запах новенького снаряжения для гольфа.

— Приветствую вас, Джерри, — сказал он, улыбнулся и протянул отцу руку. — Как со стороны, я в форме?

— Я и не понял, что это были вы, — с улыбкой ответил отец и пожал руку. — У вас образцовый удар. Можете хвастаться.

— Я, пожалуй, слишком разбрасываю мячи, — признал тот и снова сунул в рот сигару.

— Это общая беда, — заметил отец и потянул меня к себе. — Кларенс, это мой сын. Джо, это Кларенс Сноу. Он президент этого клуба. Он здесь самый лучший игрок.

Я поздоровался за руку с Кларенсом Сноу. Ему перевалило за пятьдесят; пальцы у него были длинные, худые и сильные, как у отца. Он не слишком крепко сжал мою руку.

— Много там осталось мячей, Джерри? — спросил Кларенс Сноу, проводя рукой по тонким темным волосам и глядя на темное поле за окном.

— Совсем немного, — ответил отец. — Стемнело, и мы ушли.

— А ты, сынок, тоже играешь в гольф? — Кларенс Сноу улыбнулся.

— Он — молодцом, — сказал отец прежде, чем я успел ответить.

Он сел на второе складное кресло, под которым стояли его уличные ботинки, и стал расшнуровывать туфли На нем были желтые носки, над ними виднелись белые, безволосые лодыжки Развязывая шнурки, отец смотрел на Кларенса Сноу.

— Мне надо поговорить с вами, Джерри, — проговорил Кларенс Сноу. Взглянул на меня и втянул носом воздух.

— Отлично, — сказал отец. — Это может подождать до завтра?

— Нет, не может, — ответил Кларенс Сноу. — Подниметесь ко мне в кабинет?

— Конечно, поднимусь, — согласился отец. Снял туфли для гольфа, поднял одну ногу, растер ее, затем поджал пальцы. — Инструменты невежды, — сказал он и улыбнулся мне.

— Это не займет много времени, — сказал Кларенс Сноу и вышел, оставив нас с отцом в освещенном магазине.

Отец откинулся в складном кресле, вытянул ноги и пошевелил пальцами в желтых носках.

— Он меня уволит. Вот какой будет разговор.

— Почему ты так думаешь? — спросил я.

Меня это поразило.

— Ты в этих делах не разбираешься, сынок. Меня и раньше выгоняли. Это просто чувствуешь, и все.

— Но почему?

— Может, он думает, я трахал его жену, — ответил отец. Я никогда раньше не слышал от него ничего подобного, и это тоже поразило меня. Он смотрел из окна в темноту. — Впрочем, не знаю, есть ли у него жена. — Отец стал надевать уличные туфли; это были черные мокасины, блестящие, новые, на толстой подошве. — А может, я выиграл деньги у кого-то из его друзей. Ему не нужны причины. — Он задвинул белые туфли под кресло и встал. — Жди меня здесь.

Я знал, что он в бешенстве, но не хочет, чтобы я это знал. Ему нравилось это — заставить тебя поверить, что все обстоит прекрасно, и раз уж все должны быть счастливы, то пусть будут, если могут.

— Порядок? — спросил он.

— Порядок, — ответил я.

— Ты пока думай о хорошеньких девчонках, — сказал он и улыбнулся мне.

И пошел, чуть ли не поплелся, из магазина, оставив меня наедине с самим собой среди полок, забитых серебристыми клюшками для гольфа, и новенькими кожаными сумками, и туфлями, и коробками с мячами — среди орудий отцовского ремесла, этих неподвижных и безмолвных сокровищ.