Тарьей Весос - Ледяной замок

Я сама предложила им пойти к замку, и уговорить их ничего не стоило. Но завтра там случится беда.

Последний день. Огромная белая глыба льда дрожит. Река кидается и рушит ее.

Она ясно видит, как это произойдет. Весь класс в возбуждении лазает по замку: они не испытали там того, что пережила она. Они карабкаются повсюду, хотят вылезти на крышу, на купола. Стараясь перекричать чудовищный рев водопада, она кричит им: «Там опасно!», но голос тонет в шуме, они вылезают на крышу, она сама первой вылезает на крышу. Отчаянными жестами они хотят сказать друг другу, что здесь опасно, но забираются все выше — и тут наступает тот миг, о котором она знала и который все время не давал ей покоя, его-то и ждали замок и река, — раздается страшный треск. Они стоят наверху, это она завлекла их всех в этот кошмар, замок начинает рушиться у них под ногами, он качается под напором воды и валится вперед, в пенящуюся реку, увлекая с собой всех стоящих наверху детей, и это конец. Она знала об этом все время, с того самого часа, когда суровые мужчины обступили замок, готовые запеть мрачную, скорбную песнь.

Все это она видела, не сводя взгляда с открытого окна. Ей не стоило ни малейшего труда представить себе то, что произойдет завтра, эта картина стояла у нее перед глазами. Ее не охватила паника, она смотрела словно сторонний наблюдатель, хотя сама была участницей.

Неужели я завтра это сделаю?

Посмею ли?

Нет! Нет!

Из открытого окна тянуло холодом. Она не встала, чтобы закрыть его. Темноты она больше не боялась, но и так вот просто подойти к окну тоже не могла.

Я не боюсь темноты, сказала она на прощание тете Унн, и в тот же миг страх действительно оставил ее.

Все-таки, наверное, боюсь, подумала она. Не пойду закрывать.

В шкафу у нее висело несколько пальто, она достала их и положила поверх одеяла, чтобы не замерзнуть. Она не решалась ни повернуться спиной к открытому окну, ни погасить свет. Ей было страшно представить себе темную комнату с открытым окном. Она лежала и смотрела на него, пока сон не одолел ее.

Воскресенье началось утренником. Когда Сисс вышла из дома, под ногами хрустел ледок на лужицах. Накануне школьники уговорились встретиться на рассвете, чтобы пойти к водопаду и замку.

Сисс даже не обернулась, чтобы бросить взгляд на свой дом: ночные страхи оставили ее. Мой последний день? Чушь. Сейчас утро, а утром думается иначе.

Однако утро было для нее непростым.

Замерзшая вода была лишь хрупкой серебряной пленочкой, которая образуется морозными апрельскими ночами. Вода — настоящая вода — ни на минуту не останавливала своего движения, оно чувствовалось во всем, наполняло всю природу. Вода бежала по всем ручьям — почему-то никогда ее журчание не слышно так отчетливо, как в воскресное утро. В большом озере, окруженном черными берегами и словно до краев наполненном свежей водой, плавали льдины — крупные и мелкие. Где-то далеко-далеко грохотала неслышимая здесь большая река.

С трепетом в сердце туда — к этому грохоту.

Неустанное движение. Пьянящее пробуждение природы. Пьянящий запах сырой земли. От всего этого начинает трепетать сердце. Пришли тихие трубачи, звуки их труб опьянили Сисс и оплели ее своими грустными и радостными чарами.

Мы — трубачи, нас выманило то, против чего нам не устоять.

Вокруг все голо и ново. Вот стоит скала, по ней струится вода. Она стоит словно занесенный топор и рассекает для нас время, чтобы мы поспели к сроку. Нас ждут. Небольшая птица ударяется о скалу и падает в вереск, но снова взлетает и исчезает навсегда.

Нас ждут.

Вот мы уже между белыми стволами берез. Мы шли сюда, мы здесь. Нас ждут. Здесь пройдет наш короткий век.

Пролетает птица. В озеро вдается мыс, поросший березой. Наш короткий век.

Сисс сказала себе:

Сегодня я вернусь к ним.

Значит, в этом дело?

В чем — в этом? — как бы прозвучал вопрос.

Она и сама не знала.

Сисс вышла из дома очень рано, надеясь, что первой придет к месту встречи. Так было бы проще. Она хотела вернуться к товарищам, от которых так долго была отгорожена, и было бы легче встречать их поодиночке, пока они будут собираться. Подойти к собравшемуся классу она бы, скорее всего, не решилась.

Оказалось, однако, что не только одна она задумала прийти первой. Ее опередила молчаливая девочка — новый вожак. Она сменила Сисс, как только та стала держаться в школе особняком. Произошло это без слов, и никто вроде бы не знал почему. Подвижная и волевая, она сразу же была признана вожаком. Сисс наблюдала это всю зиму, и ее тянуло к этой девочке, но она так и не подошла к ней. Теперь та спокойным кивком поздоровалась с ней. Сисс спросила: