Михаил Веллер - Накануне неизвестно чего

Если можно захватить деньги и власть, не считаясь с нуждами и чаяниями тех, кто тебе не конкурент – то люди обязательно устремятся к построению рабовладельческого строя. Насколько обстановка позволит – настолько к нему и приблизятся.

Почему не сработал гайдаровский капитализм? Потому что раб не хочет быть свободным – он хочет быть рабовладельцем.

Новые русские не хотели поднимать страну. Новые русские хотели наворовать денег и свалить в прекрасную цивилизованную страну, которая была уже готова – хоть Англия, хоть Италия.

В наше время мгновенного перемещения капиталов в точку наибольшей выгоды – нет резона жить на родине.

Понимаете, какая штука. Источник капитала – человек. И по закону оптимального помещения капитала – человек перемещает себя туда, где ему всего приятней, комфортней и престижней. На хрен превращать Рашку в Англию, если дома можно нахапать бабла, а в Англии купить замок, учить детей и жить сколько можно самому? Глобализм! Бизнесмен национальности не имеет.

…Самые благие реформы всегда отдавят кому-то ноги. Смотри только, чтоб это были чьи надо ноги, а не вечных крайних, слабых и честных. И чтоб ног этих было поменьше.

Политик, отказывающийся решать самые жесткие вопросы назревшей ситуации – симулякр, конечно. Жалкий отход безвременья.

(Так почему американцы сумели избежать наших бед, написав свою конституцию раз и навсегда? – Пятьсот лет политических традиций. Поголовно вооруженный народ. Жесткая протестантская этика работяг – и общение с Создателем напрямую, без посредников. И привычка отвечать за себя самому: пролетел – жаловаться не на кого, сумей себя защитить. А также – представления о чести, совести, справедливости и счастье, на которое каждый имеет право.)

Младореформаторы, в силу избирательной мозговой недоразвитости, попытались взять американскую экономическую теорию – забыв об американской государственности, идеологии и этике. То есть человеку купили белье и фрак – но забыли научить не жрать руками с общего блюда и не хватать прилюдно за выпуклости всех симпатичных баб. Получите вашу шоковую терапию.

В 1991 году народ, проживший рабством тысячу лет, по привычке – по натуре? по традиции? – доверился тем, кто собственною волей поставил себя над ним. Сверху? – значит, право имеет. В эйфории забыв простую вещь: кто сверху – тот обязательно окажется у тебя на шее.

А чего? Оружия нет, привычки к самоуправлению нет, а доверие – оно облегчает жизнь. А «500 дней» Явлинского торпедировали жадные и властные наверху, блюдя личные интересы.

Обсудили покрой хомута, сшили его и накинули на шею народу – кулуарно, наверху, серьезные люди, изменники и казнокрады.

…Видимо, если где-то когда-то какой-то народ меняет власть – он должен образовать сугубо выборный снизу контрольный орган из своих ребят, которых хорошо знает по жизни и им доверяет реально. И этот контрольный орган – хоть комиссариатом назови – должен обеспечивать полную гласность политики. И опираться он должен не на закон о СМИ – какие законы в период реформ?.. – а на силу вооруженного народа. Иначе ничего не действует. И каждый желающий должен иметь возможность ознакомиться с любым решением и проектом. И полная прозрачность и отчитываемость политики может быть достигнута только неотвратимой силовой угрозой со стороны народа.

Мы нарушили завет старой пословицы – «Не дай купить себя, парень, и не дай себя продать». Мы дали себя купить и дали себя продать.

Мы нарушили куда более родной нам завет лагерный: не верь, не бойся, не проси. Мы поверили, мы стали просить, а потом стали бояться.

Что бы ни случилось – никому нельзя верить, все надо делать самим, и никого не винить, кроме себя. Где ты не нашел способ контролировать ситуацию – там тебе не на что рассчитывать.

Если сравнить русскую советскую литературу, творившую в тисках жестокой цензуры – с литературой русской эмигрантской, свободной как птица (некормленая), созданная для полета: то неравновесность, неравнозначность их очевидна, и отнюдь не в пользу свободы…

Сила и власть, пусть грубая и наглая, обладает магнетической притягательностью реального миротворчества, и манит к себе не только жадных и расчетливых, но также мозги и таланты. О, отнюдь не всегда свободолюбивые мыслители и художники на ее стороне – но чаще питаются со стола, соизмеряя голос с командой ее фанфар; и фига в кармане постепенно и незаметно разжимается, и вот уже борец за справедливость стал придворным пиитом.