Александр Морозов - Центр

Она подъехала тогда на Столешников и действительно рассмотрела поближе, что это за такой старший брат. И даже кое-что увидела, как раз из того, чего нет и быть не могло в младшем. Разглядела даже какое-то несовпадение, излишество по сравнению с тем, что казалось естественным встретить в братьях Хмыловых, младшем ли, старшем, неважно.

Не могла же она знать персональный состав выпуска двадцатилетней давности одной из школ в центре Москвы, что стоит между Большой Бронной и Спиридоньевским переулком. Не держала она в руках и выпускной фотографии, на которой Дмитрий Хмылов был запечатлен в непосредственной близости от ее бывшего коллеги Виктора Трофимовича Карданова и Юрия Андреевича Гончарова, мужа ее непосредственного начальника Екатерины Николаевны. Не случилось ей знать эту информацию, и нет здесь ничьей вины.

А между тем персональные списки и выпускные фотографии — истинный исток и тайна неисчислимого множества дальнейших событий, как сугубо интимного звучания, так и социально значимых, широко и громко вдруг зазвучавших. Эти глянцевые фото — гладкие, упругие зернышки, чьи ростки и побеги через десятилетия превращаются в семейные драмы, в модные поветрия, в возникающие, как из-под асфальта, театральные студии или даже, страшно сказать, в научные школы и течения.

И долго могут ломать головы и острить перья историки литературы или историки науки, разгадывая неожиданные повороты, блистательные взлеты или необъяснимые провалы в молнийно-прочерченных биографиях корифеев, в то время как разгадка могла быть достигнута иногда с помощью простенького циркуля. Стоит иногда упереть острие циркуля в еще не гениальную сдержанно-нахальную мордашку будущего корифея на выпускном фото и очертить нешироким раствором, скромненьким радиусом, захватывающим по два-три соседа справа и слева, сверху и снизу, магический круг. Нимб, подсвеченный парками, и цветомузыкой будущего, мозаикой судьбы, которую не выбирают. В нем вспыхнут: первая любовь с холодящим, как дуло у виска, разрывом «Больше мне не звони!», истинный друг (истинный опять же потому, что первый), предназначенный в мефистофели юному еще фаусту, и много еще чего первого, болевого, решающего.

Имейте в загашнике простенький циркуль, историки! Всего лишь циркуль, из целой-то готовальни. Право слово, это немного…

— Ты знаешь, сколько я сейчас зарабатываю? — спросил у Нели Дима.

— А Толику твоему пора жениться. Все сроки прошли. Я курить бросаю, а то замуж никто не возьмет. Пачка в день — это ж нагрузка на семейный бюджет, с ума сойти, — как заведенная говорила Неля, быстро-быстро вспоминая, как она говорила с ним полгода назад, зимой, после работы, у выхода из института. Толик срочно улетал на месяц в командировку, попросил брата подскочить и вернуть ей «Современный английский детектив», потому что она просила вернуть через несколько дней, а он опаздывал на самолет. Взять же с собой детектив и выслать бандеролью представлялось сомнительным, следы литературных преступников могли затеряться, пересекая с востока на запад восемь часовых поясов, не говоря об изнеженно-роскошной обложке, не готовой к встрече с суровыми почтовыми бечевками.

Дима подошел к ней тогда и передал книгу, обернутую газетой, потому что тогда шел снег, у него не было портфеля, и у нее ничего, кроме дамской сумочки, не рассчитанной на кирпичи, выдаваемые на талоны. Она не рассчитывала его встретить, забыть — не забывала, но увидеться в городе без свидетелей не рассчитывала и подумала только, что талоны на макулатуру, которые всегда имелись у Региночки, таили в себе что-то неожиданное.

Он проводил ее тогда только до метро, и сунул ей книгу под мышку, и быстро ушел.

Конечно, сейчас она не у себя дома, можно воспользоваться, быстро-быстро уйти, он что-то сунет ей под мышку, может, у них тут найдется ну хоть «Современный шведский детектив» или уж прямо талоны за макулатуру… А то ведь сидит напротив — что же это — и уже про заработок свой что-то сейчас ляпнет…

— Я этой осенью в техникум поступаю, ты не думай, поступлю запросто, это точно, за мной же все-таки два года института, а там и экзамены-то — зайти и выйти — так вот, мне этого техникума — за глаза, то есть на всю жизнь хватит. Я и сейчас уже старший техник, вместо Сереги одного такого, его поперли, по делу в общем-то, да не в этом счас дело…

— Ты не пьешь? — спросила она конкретно, показывая на бутылку, стоящую на буфете.

— Нет, уже три месяца, — ответил он обобщенно, а конкретно подошел к буфету, налил два бокала светлого вина, вернулся с ними к столу.