Александр Морозов - Центр

— Потому что не все равно, как их зарабатывать. Я полезный член общества. И всегда им останусь. Никаким катаклизмам не подвержено. Химия полимеров. Миллион новых соединений только за последние семь-восемь лет. Еще цифры нужны?

— Не нужны. Знаю, — твердо ответил Юра.

— Знаю, что знаешь. Это-то уж должен знать. А долгая жизнь — единственно, кстати, и достойная человека, я не беру разных там гениев, поэтов и прочих, — она реальна, только если соблюдаешь правило: основного капитала не трогать. Никогда, ни при каких обстоятельствах. Не позволять, чтобы такие обстоятельства даже приблизились к тебе. Вот почему я тебе и о сотнях сразу так. Думала, что так популярнее. Вот этого-то хоть, всего, что от отца осталось, чтобы не трогать, — этого я достигла. Поэтому я и могу помогать людям. И тебе смогу.

— Не вижу связи. Я, кажется, не взаймы пришел…

— Перестань, Юрочка, все ты понимаешь. Не видишь только с нужной отчетливостью. Потому что у тебя перед глазами то бабы голые летают, то коньяки пополам с бормотухой, ну а уж поверх всего — на облаке галактическом — сам мсье Карданов возлежит. И наблюдает с улыбочкой: с достаточной ли ты скоростью губишь себя, не притормаживаешь ли…

— Слушай, Люд, ты, конечно, корифей и вообще свой человек. Но насчет Витьки-то… Что ты опять Катерину мою цитируешь? Я ведь и дома это во всех вариантах слышал. А от тебя-то и новеньким чем разжиться ожидал.

— Будет тебе и новенькое. Дай закурю. — И, ни секунды не мешкая, снова поднялась, подошла к окну, достала из-за шторы пачку и снова вернулась к столу, уже попыхивая белоснежнейшим «Кентом».

— Ты о престижности слышал? Эти, которые перед другими щеки дуют, — эти совсем дешевка, о них чего… Это для газет, беседы о гармоничном современнике и те пе. Но словечко это используем: от него плясать удобно. Престижность не перед другими, а перед тем, что сам для себя принял когда-то за стоящее: вот дьявольщина настоящая. Знаешь, в чем бесстрашие? Спросить иногда — неважно кого, можно и так, риторически, в небо пустить, но чтобы прозвучало: а р а д и ч е г о?

— Хмылов мне последнее время пытался что-то похожее формулировать. Не от тебя ли?

— Нет. Он сам по себе. Тут классический случай: заяц он, полжизни чужими приоритетами… как спеленутый. И я ничего не могла сделать. Добрейший парень, тут уж — кому и помочь, как не ему. Но что я могла? Я же тебе говорю: тут дьявольщина, заклятие. Причем заметь еще: какую чашу тебе подставят, с каким зельем — этого тоже не угадаешь. В одном случае из сотни — ту, которая с твоим собственным составом совместна. Свой-то собственный, он для тебя проясняться начинает не скоро, когда наломаешься, наживешься в свое, а то и прямо как в гроб сходить подоспело.

— Говори прямо.

— Я тебе постепенно говорю. Чтобы ты понял. С девочкой какой-нибудь, с той легче. Она на тебя смотрит и по глазам что-то определяет. Чувствует, что тут поверить стоит. А тебе же понять надо. Вот и усваивай.

Так вот, они, эти принципиальные-то, со стороны посмотришь — любо-дорого. На компромиссы — ни-ни. Претерпевают, не сгибаются и те пе. То есть как раз идеалы ходячие, к которым подтягивают все эти очерки, беседы журнальные о нравственном облике. О ценностях ложных и истинных. И опять же: со стороны — это еще ладно. Главное, они и сами перед собой так выглядят: нас не прельстишь мишурой модной в глаза — мы глаза зажмурим, жизни, семьи не пожалеем, Антарктиду растопим, с Эвереста на одной лыже сомчимся, — но от идеалов своих ни шагу. Коней на переправах — не поменяем, колод новых — не распечатаем. Чем сдано на руки — тем и отбиваться станем. До последнего. Чуешь, чем блазнит? Картинка-то какая замечательная? Только бы не предать, не опошлить. Ведь это ж прекрасно. С этим жить можно и человеком себя чувствовать. Вот тут-то и дьявольщина.

— А сама? Что от отца усвоила, этим и держишься? Только что говорила.

— Я же говорю: в одном случае из ста — а может, из тысячи — совпадает. С естеством собственным. Вот для меня и совпало. Не перебивай, знаю, о чем спросишь. Откуда известно? Знаю, и все. Не обо мне речь. О тебе проясняется. Замечаешь? Мы с тобой время зря не теряли. Я тебе два вопроса подкинула вначале: ты почему после школы с Кардановым встречаться продолжал? Ты почему в центр переехал? Сам можешь ответить?

— Теперь да. Могу, кажется.

— Вот именно. Теперь можешь. Полчаса назад — не знал. Для этого я тут и гудела перед тобой. А, черт, голова даже разболелась. Да подожди, не суетись. Сейчас таблетку приму, и нормаль. У меня перед обедом это часто теперь… Давай о тебе кончать. Я тебе помогу. И Карданову тоже.