Арчибальд Кронин - Северный свет

— Генри, это потрясающе. Он предложил… — она деликатно умолкла.

— Так как я отклонил его предложение, то могу назвать тебе сумму, дорогая, если хочешь. Пятьдесят тысяч фунтов.

— Боже мой! Такие деньги! — Ее взгляд стал мечтательным. — Подумать только, что можно на них сделать… путешествовать… посмотреть мир. Ах, Генри, ты же знаешь, мне всегда хотелось побывать на Гавайях.

— Как ни грустно, дорогая, но с Гавайями придется подождать.

— Другими словами, Генри, ты не хочешь продавать газету.

— У Соммервила, кроме «Утренней газеты», есть еще этот низкопробный еженедельник и «Воскресный Аргус». По-моему, их ему должно быть вполне, достаточно. А кроме того, он… — Генри сдержался, — он слишком уж современен для нашей маленькой газеты.

Они помолчали.

— Но ведь это замечательная возможность, — начала она, вдевая нитку в иголку и стараясь говорить как можно мягче и убедительнее. — Последнее время тебе все нездоровится. И доктор Бард столько раз повторял, что такая напряженная работа и отсутствие всякого режима очень вредны для тебя.

— Ты хотела бы, чтобы я удалился от дел и мы поселились где-нибудь на вилле… в Торки, например? Я бы там извелся от тоски.

— Я думала совсем не об этом. Ты еще сравнительно молод, и нам вовсе незачем прозябать в провинции до конца наших дней. У тебя есть связи, и ты без труда мог бы получить какой-нибудь пост… ну, скажем, в ООН.

— Запереться в этой вавилонской башне? Ни за что!

— Но послушай, Генри… Я ведь забочусь не о себе, хотя тебе известно, как мне опротивели и Хедлстон и все его жители. Мне кажется, такой случай… стоит обдумать. Ты же сам знаешь, что никогда не пробовал по-настоящему использовать все свои возможности.

Пейдж покачал головой, пропустив мимо ушей эту прелюдию к давнишней и, по правде говоря, обоснованной претензии, что, «если бы он по-настоящему захотел», ему, несомненно, пожаловали бы дворянство, когда истекал срок его вторичного пребывания на посту мэра.

— Вся моя жизнь отдана «Северному свету», Алиса. И мне ведь удалось кое-что из него сделать.

— Газету можно передать Дэвиду.

— Ну что ты говоришь, Алиса? Если я продам ее Соммервилу? Дэвида тогда не подпустят к ней и на пушечный выстрел. А ты знаешь, что я многого от него жду… когда он совсем, оправится.

— Но все-таки… пятьдесят тысяч фунтов…

— Эта сумма, кажется, ослепляет тебя, дорогая, но, поверь мне, газета стоит по крайней мере вдвое дороже.

На минуту Алиса была сбита с толку.

— Что же, — сназала она после непродолжительного молчания, и разочарование на ее лице сменилось понимающей улыбкой, в которой что-то напоминало ее отца, когда он так тонко подводил итог свидетельским показаниям в зале Эдинбургского суда; но вместе с тем эта улыбка была такой наивной, что растрогала Генри. — Если ты не согласился сразу, он, наверное, предложит больше.

— Нет, Алиса, — сказал Пейдж мягко. — Он знает, что мой ответ был окончателен.

Она больше ничего не сказала и снова наклонилась над своим вышиваньем, обдумывая услышанное. Она еще не знала, как отнестись к этому, но ее взволновала и рассердила позиция, которую занял Генри. Как всегда, ее неудовольствие проявилось в долгом подчеркнутом молчании — странном при обычной ее словоохотливости, — обиженных взглядах, которые она иногда бросала на мужа, и возмущенном выражении лица, словно она столкнулась с чем-то, чего не могла одобрить.

Пейдж был зол на себя. Казалось бы, эти годы должны были научить его, что пытаться говорить с Алисой о своих сомнениях и надеждах бесполезно. Но все-таки какой-то душевный голод толкал его на это, и всякий раз такая попытка приводила к одному и тому же — Алиса не понимала его и не соглашалась с ним, — и всякий раз он испытывал горечь и досаду, подобно человеку, который, мечтая освежиться в прохладной воде, обнаруживает, что бросился в мелкий пруд.

Наконец она сказала довольно резким тоном:

— Ты едешь завтра в Слидон?

— Разумеется… ведь уже конец месяца. Может быть, поедем вместе?

Она покачала головой. Он заранее знал, что она откажется. Женитьба Дэвида была для нее слишком большим разочарованием. Прежние радужные надежды сменилиеь теперь жгучей досадой из-за этой, как она выражалась, когда они бывали одни, «катастрофы». Надо отдать ей должное: она всегда желала для своих детей только самого лучшего, а Кора — по мнению Генри, женщина почти совершенная — не отвечала тем жестким требованиям, какие Алиса предъявляла к жене своего сына. Потрясение, которое она испытала при первой встрече, когда Дэвид неожиданно появился в доме под руку с незнакомой молодой женщиной, высокой, бледной и немного испуганной, забылось, но все же Алиса никак не могла примириться с мыслью о браке сына, и хотя слова «вульгарная особа» ни разу не были произнесены вслух, для этого ей потребовалась вся ее аристократическая выдержка. Но сегодня раздражение против Генри было слишком велико, и она воскликнула: