Андроник Романов - Поверхность

Живость их отношений вдохновляла. Мама рассказывала, как, прожив вместе примерно год, они сильно поругались, и она уехала от него в Балхаш, к бабушке, не особо жаловавшей моего отца. Чтобы отрезать насовсем, вышла там по-быстрому замуж за человека по фамилии Матвеев. Отец узнал и поехал следом, но появляться на пороге не спешил. О его приезде стало известно деду, потом, разумеется, бабушке, бабушка предупредила зятя, чтобы «Аня ни в коем случае ничего не узнала». Но он, простая душа, проболтался, и тем же вечером во время прогулки маме понадобилось зайти к подруге «на пять минут».

Матвеев остался у подъезда. Мама знала, у кого обычно останавливается отец. Разговор был коротким. Ранним утром следующего дня, пока домашние спали, она тихо собралась, вышла из дома и отправилась на автостанцию, где он ее уже ждал. Через год у них родился я, а через четыре года после меня – мой брат.

В детстве было столько любви, понимания и заботы, что теперь это выглядит компенсацией за все мое последующее одиночество. Я знаю – благодаря им знаю, что все эти неудобные в произнесении вслух банальности, как то: любовь, верность и счастье, прости Господи, и возможны, и достижимы. И наверное, обязательным условием для этого нужна естественная готовность отказаться ради любимой или любимого от всего, что свойственно человеку разумному.

Первого сентября я пошел в восьмой класс в новую школу, будучи при этом без пяти минут пилотом персонального гироплана. И это было ох как круто. Оставалось всего лишь собрать управление, закрепить шасси и навесить ротор.

Мне снилось, как я летаю. Сажусь в неудобное кресло, щелкаю – я слышал во сне этот особенный звук – карабином ремней безопасности. Гироплан разгоняется. Ротор, ухая хлопает воздухом над головой. Хлопки все быстрее и быстрее, и громче, и вот уже слились в сплошное гудение. Потянуло вверх и…

Когда я вернулся из школы, гироплана на месте не оказалось. Это было второго, или третьего, или четвертого сентября. Не помню. Уходя утром, я несколько раз оглянулся – пилон был виден за высоким забором. Теперь его не было. Не заходя домой, я пошел в сад по узкой асфальтовой дорожке между домом и разросшейся травой, чтобы не испачкать в зелени новенькие школьные брюки. До меня не сразу дошло, что аккуратно сложенная у забора стопка свежепорубленных балок, реек и блоков – это мой гирокоптер.

Я думаю: он меня спас. Мой отец. Скорее всего, я ошибся в расчетах, и он это увидел, а спорить и доказывать он не умел или не хотел. Не знаю. Может быть, просто испугался за меня. У него была какая-то нечеловеческая интуиция. Так или иначе, в некотором смысле благодаря ему я вынужденно живу здесь, на поверхности, редко забираясь глазами в теперь уже пасмурное небо. Интерес к самолетам сменился интересом к людям. Все к лучшему. Наверное…

Февраль – март 2016