Эрик-Эмманюэль Шмитт - Десять детей, которых никогда не было у госпожи Минг

Меня так и подмывало ответить ей: «Извинилась бы лучше за свое бахвальство, гусыня!! Оскорбительно то, что ты держишь меня за дурака!» Однако то ли от внезапно накатившей усталости, то ли из малодушия я ограничился кивком и поднялся наверх продолжать переговоры.

Назавтра, боясь рецидива ее словесного поноса, я решил не спускаться в подвал; тем не менее в середине переговоров я внезапно совершил театральный выход из-за стола и ринулся в туалет.

Госпожа Минг радостно кивнула мне, ее глаза сияли.

Слишком поздно.

Стоя перед умывальником, я разыграл занятого человека, пригладил волосы, сполоснул руки, пару раз потер зубы, снова причесался, тщательно поскреб, смочил и просушил галстук, стараясь удалить с него воображаемое пятнышко. Короче, довольно глупо потратил время. В глубине души я проклинал ловушку, в которую сам себя загнал, сбежав от своих собеседников к даме-пипи. Не лучше ли было укрыться в кабинке и поиграть с телефоном? Нет, это представлялось мне совсем убогим решением, этакой информационной замкнутостью, цифровым аутизмом. Если бы я уступил этой склонности, то никогда не овладел бы девятью языками и не избороздил земной шар. Я так разозлился, стоя перед зеркалом, что, пытаясь отщипнуть заусенец, содрал кожу, и палец начал кровоточить. Первая капля попала на галстук, вторая – на сорочку.

– Вот черт!

Госпожа Минг не понимала по-французски, но тут же бросилась ко мне:

– Позвольте вам помочь, господин. Доверьтесь мне. У меня есть все необходимое.

Я поднял глаза: ее участие казалось искренним. Странная женщина… Глядя на эту фантазерку, я непроизвольно проникался к ней симпатией.

Не ломаясь, я зажал палец бумажной салфеткой, снял пиджак, галстук и сорочку и вручил ей все, кроме пиджака. Очень кстати, согласно китайской моде, на мне оказалась белая хлопчатобумажная футболка, так что, надев пиджак, я сохранил приличный вид.

Госпожа Минг вернулась к своему столику, схватила косметичку, вытащила оттуда тряпочку, какой-то флакон и потерла загрязненные места. От нечего делать я примостился возле нее; она улыбнулась мне, как если бы мое приближение было выражением дружеских чувств.

– Я привыкла. Мои близнецы, Кун и Конг, были такими же. О, извините… Я хочу сказать, еще хуже, чем вы. Кун и Конг просто притягивали пятна. Откуда только они брались, эти жирные пятна, пятна от соуса, пятна от чая, пятна от смазки – они к ним прямо-таки липли и – хоп, на рубашку, на футболку, на свитер, да еще на самом видном месте! С самого детства эти близнецы принялись коллекционировать заляпанную одежду, царапины, ссадины, шишки на лбу, засохшие струпья на коленках. Более безрассудных мальчишек я не видывала: они сигали из окон, лазали по деревьям, бегали по крышам; приходилось прятать лестницы и веревки; отец подарил им велосипед, так они оба сразу взобрались ногами на седло. Сначала мне было страшно; но через несколько лет я перестала беспокоиться: они всегда счастливо отделывались! Задумай они нырнуть в лужу с тридцатиметровой скалы, я бы и глазом не моргнула. Так что я ворчала только из-за одежды, потому что часами стирала, сушила, гладила ее; к тому же меня это раздражало: как можно проявлять одновременно такую ловкость и такую неуклюжесть? Они ходили на руках, зажав голову между ляжками, делали мостик, таскали друг друга на плечах, но не умели ни пить, ни есть, не перепачкавшись. Я чуяла какой-то подвох: если им удаются сложные движения, почему не даются простые жесты? В то время, господин, я не знала, что дар – это несправедливость, как для тех, кто им наделен, так и для тех, у кого его нет. Короче, я из лени решила, пусть ходят в одних шортах. И представьте, оказавшись почти нагишом, они перестали пачкаться, раниться и царапаться! Такие вот это были дети, дети, которых одежда делает неуклюжими, дети, не созданные для ботинок, брюк, свитеров – всего, что сковывает.

– Это что, совет? – Я сделал свой вывод. – Может, мне продолжить работу раздетым?

Я улыбнулся. Она покраснела и уткнулась в складки моей уже почти чистой сорочки.

Госпожа Минг и правда обладала талантом изрекать колоссальную ложь с ангельской мягкостью. В глубине души меня веселил ее бред. Я вступил в игру:

– Куна и Конга пригласили работать в цирк?

Она вздрогнула:

– Откуда вы знаете?

Про себя я подумал: «Логика вымысла… Все заканчивается падением»; внешне же ограничился удовлетворенной улыбкой. Она продолжала:

– Кун и Конг стали акробатами в Национальном цирке. Это было нелегко…