Рейнолдс Прайс - Земная оболочка

Ответ у нее был готов. — Я много думала все последнее время и поняла, что совершила два серьезных проступка: нанесла удар своей беззащитной матери и разлучила тебя с Форрестом, тогда как он был тебе нужен.

Он все-таки сказал то, что хотел — по-прежнему полушепотом: — Ты одна была мне нужна.

Ева рассмеялась. — Ну, я-то была при тебе все семнадцать лет, за вычетом твоих немногих и коротеньких экскурсий с товарищами.

Роб понял, что она и не думает кривить душой. Возражать ей было трудно, да и что уж теперь. Он снова взглянул на письмо — никаких чувств оно в нем не вызвало, хотя он был бы рад, если бы кроль вдруг ударила ему в голову. Не подымая глаз, он спросил: — Сейчас прочесть?

— Нет, но в скором времени, — ответила она, — после того, как поспишь и поешь.

— Слушаюсь, — сказал Роб. — А сейчас я пойду посплю. — Он осторожно встряхнул письмо. — Если оно пропадало столько лет, то может подождать еще, пока я вздремну.

— В таком случае спокойной ночи! — сказала она.

— А ты так и не ложилась?

— Не беспокойся, — ответила она, — я вполне выспалась. Теперь подожду, пока Сильви приготовит папе завтрак.

— Он ничего?

Она кивнула: — Спит. И Рина спит, слава тебе господи. Смотри не шуми у них под дверями.

— Хорошо, — сказал он. — Я пройду совсем тихонько, пусть думают, что меня уже здесь нет.

Если Ева и услышала его, то не подала вида. Из-за спинки кресла чуть виднелась ее макушка, каштановые, отливавшие в утреннем освещении золотом волосы были красивы, как всегда; он подумал, что именно такими помнил их всю жизнь, буквально с первых дней жизни.

Дверь в спальню деда была приоткрыта (никто, кроме Рины, не запирал дверей на ночь), и Роб, как обещал, ступал совсем неслышно.

Но дед окликнул: — Родная!

— Это Роб, дедушка, — сказал он.

Молчание. — А-а! — и потом: — А где Ева?

— Она в столовой, дремлет.

— А-а! — выжидательное молчание.

Роб сделал два шага вверх по лестнице.

— Робинсон?

— Да, дедушка.

— Будь добр, зайди ко мне. — Голос звучал сдавленно.

«Еще умрет у меня на руках, — подумал Роб. — Но я не стану звать маму. Она моя, моя!» Он шагнул вниз и пересек площадку к двери — так тихо он не двигался еще никогда в жизни. Остановившись у изножья кровати, он прошептал: — Да?

— Налей мне, пожалуйста, воды. Рукой не могу двинуть. — Двинуть ею он не мог вот уже двенадцать лет: два удара и грудная жаба — не шутка!

Роб подошел к ночному столику, наполнил стакан из прохладного белого кувшина и, поддерживая седую иссохшую голову, дал деду напиться.

— Подложи мне подушку под спину, — сказал тот.

— Может, тебе лучше поспать?

Мистер Кендал внимательно посмотрел на него; глаза у него были светло-голубые, жутковатые, но взгляд вполне осмысленный.

— Лучше, — ответил он. — А еще лучше умереть. Ты бы меня весьма обязал, если бы дал мне пистолет. — Левая рука поднялась и указала на каминную доску, где лежал кольт, уже начавший покрываться ржавчиной, но заряженный и ждущий своего часа.

Роб улыбнулся. — Его придется сперва долго чистить. Так им и мухи не убьешь.

— На меня хватит.

— А ты лучше поспи. И мне нужно поспать.

— Подложи мне подушку.

Роб грубовато подсунул ему под спину две подушки; затем отступил назад и спросил: — Что тебе еще сделать? — Вообще-то он любил своего деда, только сейчас его разбирала усталость.

— Ты закончил школу?

— Вчера вечером, — ответил Роб. — Я только что вернулся.

Мистер Кендал посмотрел на окошко, за которым разгоралась утренняя заря: — Где ты был?

— Танцевал у Столлинга, надрался, дал отставку Мин Таррингтон, к Сильви заглянул. — И хотя ему представлялось невозможным — не сходя с места, немедленно — не рассказать все до конца (узкая кровать, Флора… при всей усталости и притупленности восприятия он вспоминал о происшедшем не без удовольствия — в какой-то мере все это подтверждало, что на людей рассчитывать можно; мгновенная смрадная вспышка словно высветила что-то в будущем, позволила убедиться, что верная поддержка ему еще в мире встретится), он все же остановился на этом. По крайней мере, ничего не наврал. Никогда не буду никому врать, ни под каким видом.

Мистер Кендал спросил: — Ты действительно готов к моей смерти?

Роб улыбнулся: — Куда тебе торопиться?

— Нет, ты мне ответь.

— К чему готов, дедушка?

— Стать взрослым за пять секунд, черт тебя возьми, на большее не рассчитывай после моей смерти. Главное, чтобы принять на себя заботу о Еве.