Андрей Курков - Форель a la нежность (сборник)

– Алина, добрый день еще раз! Вам страшно повезло! Василий Германович готов его забрать прямо сейчас. Говорите адрес!

– Стрелецкая сорок восемь, квартира 32, – продиктовала Алина. – А когда он приедет?

– В течение двух часов!

– Его заберут, – грустно произнесла Алина, вернувшись к столу.

– Жалко, – кивнула Леля, натирая пармезан. – Такой молоденький и красивый!!!

Спагетти просто таяли во рту. Полярное шампан ское щекотало языки. Леля и Алина обсуждали личную жизнь парикмахерши Вероники, которой хронически не везло в любви. О полярнике они уже забыли, но тут кто-то позвонил в двери.

Алина, пошатываясь, прошла в коридор. Открыла.

Перед ней стоял невысокий плотный мужичок в дорогом костюме. На носу элегантные очки, на пальцах – четыре массивные перстня с камнями.

– Полярник у вас? – спросил он.

– Да.

– Покажите!

Алина взглядом пригласила его войти и тут заметила, что за его спиной стояли несколько мужчин в серой спецодежде. Он дал им знак обождать за дверью, а сам прошел.

Алина открыла пришедшему морозильник. Он наклонился и внимательно рассматривал полярника минуты три. Потом попросил документы и «сертификат подлинности». Еще минут пять читал удостоверения и сертификат.

– Сколько вы за него отдали? – неожиданно спросил, обернувшись к столу, за которым в это время молча сидели Алина и Леля.

– Пятьсот баксов, – ответила Алина.

Он полез во внутренний карман пиджака. Достал портмоне. Подошел и опустил на стол шесть стодолларовых банкнот.

– Беру, – сказал, как отрезал. – Теперь у меня будет вся шпицбергеновская экспедиция сорок тридцать девятого года!

– Вы что, историк? – спросила заплетающимся языком Леля.

– Нет, у меня свой винзавод под Одессой.

– А-а! – протянула Леля, выстроив, видимо, в своей голове какую-то логическую нить.

– Сто долларов – это залог за морозильник, – покупатель переключил внимание на Алину. – Без морозильника я его домой не довезу!

– Хорошо, – охотно согласилась Алина Мужчина впустил в квартиру четырех грузчиков в спецодежде. Они отключили морозильник от розетки и вынесли его.

В квартире мгновенно стало удивительно тихо.

– Мне будет его не хватать, – как-то плаксиво произнесла пьяная Леля.

Алина саркастически усмехнулась. Взяла в руки зеленые банкноты.

– Может, сегодня снова туда пойдем?! Все-таки у меня день рождения!

– День рождения у тебя через четыре дня! – совершенно спокойно произнесла вдруг Леля. – Так что давай потерпим. А вообще, давай за него выпьем, за Арсеньева! За всех полярников! Их так тут не хватает! Ну, нету здесь настоящих мужиков, одни «клевые», на которых только дуры могут клевать! Но ведь мы же не дуры?

Алина закивала в знак согласия.

Четвертая бутылка полярного шампанского приближалась к половине.

– За полярников! – твердо произнесла Алина.

– И за подводников! – добавила Леля. – Они тоже настоящие мужчины!

На улице сыпал снег. Пушистый, лохматый, ленивый, как перебравший украинского гостеприимства ирландский турист. И по этому утреннему снегу, такому чистому и праздничному, не спеша прогуливались мы с Мариной. Мороз нас только бодрил, румянил наши лица. Лисья шуба надежно защищала Марину от холода. Правда, красная лыжная шапочка с надписью «Нескафе» казалась странноватой. Мне тоже не было холодно: дубленка, джинсы, волчья меховая шапка с отстегивающимися ушами.

Прошел уже месяц с нашей с Мариной свадьбы. Учились мы оба в университете. Курс назывался круто и по-английски: «business administration». В стране медленно происходила смена сливок общества со старых на новые, и мы уже почти ощущали себя верхним слоем этих сливок, легким движением ума превращающим недоразвитое постсоветское государство в здоровое капиталистическое общество.

За последний месяц, который, впрочем, оказался первым месяцем зимы и нашей совместной жизни, мы с Мариной согрелись своею любовью до какой-то удивительно сладкой усталости. Казалось, что дольше наслаждаться друг другом нет не только сил, но и – нет, не подумайте, что желания, – не было уверенности, что физическая радостная близость снова принесет нам то ощущение полета, к которому мы уже привыкли и которое воспринимали как нечто само собой разумеющееся. Это действительно была боязнь, не боязнь остаться без сладкого, но без ощущения сладости этого сладкого.

Снег продолжал валить с неба хлопьями. Мы бродили по центру Киева, мерзли – как-никак минус пятнадцать по Цельсию, заходили в кофейни погреться. Снова выходили, смотрели на витрины, на елочные игрушки.