Наталья Симонова - Жизнь как цепочка обстоятельств (сборник)

По утрам Катя ходила на пляж (загорать не любила, но на курортах считала это своим долгом). Она оплачивала шезлонг, натягивала козырек бейсболки на глаза и из-под него с любопытством поглядывала на отдыхающих европейцев. Один раз принялась подсчитывать женщин, загорающих без бюстгальтеров, – но сбилась со счету. Кажется, любительницы топ-лесс в основном были приезжими. За местными парочками, расположившимися поблизости, Катя наблюдала с особым интересом. Девушки изумляли некрасивостью и неопрятностью. В этом итальянском городке они казались все похожими друг на друга – полноватые, с бесформенными фигурами, густо лохматыми ногами и небритыми подмышками, с тяжелыми носами и полным отсутствием косметики. Было очевидно, что вопросы внешности, столь животрепещущие для девушек в России, совершенно не интересовали местных девчонок. Между тем их парни неизменно с ними бывали нежны и любовны, вечно обнимающиеся парочки на пляже и на улицах выглядели веселыми и счастливыми. «Неужели внешность у них тут ничего не значит? – думала Катя с удивлением. – А у нас-то дома – сколько сил, сколько времени, денег, сколько нервов отнимают заботы о ней…»

Зато здесь, в провинциальной Италии, она чувствовала себя настоящей красавицей, в то время как в России любая красавица легко терялась на фоне других красавиц – такова уж Россия. Здесь на Катю постоянно заглядывались, она видела, что местные мужчины любуются ею, и это было очень лестно. Она привыкла, что на нее оборачивались, и не раз вслед ей летело: «Белла донна». Притом абсолютно никто не приставал, даже ни о чем не заговаривали. Не то что на курорте в Сочи, где прямо за руки хватают горячие кавказские парни (Катя морщилась, вспоминая). В этом городе, высказав на ходу между делом это «белла», красивая, – человек шел себе дальше по своим делам. Похвала была совершенно бескорыстной – и потому вдвойне приятной.

Вообще здесь царили благожелательность и спокойствие. А в сиесту город словно вымирал. Катя тоже днем скрывалась от жары в номере, а вечером гуляла. Как-то, возвращаясь с моря, увидела в холле Нину с хозяином. «Мяу-мяу, – пела сладкоголосая блондинка, – мур-мур, Роби, мур…» Итальянец урчал в ответ очень нежно.

– О! Катя! – Нина радостно окликнула ее. – Тебя совсем не видно! А мы могли бы ходить вместе в бар, на дискотеку… Две красивые русские женщины, – мурлыкнула в сторону Роберто и кокетливо добавила: – Блондиночка и брюнеточка – очень пикантно.

– Ла-ла-ла… – залопотал синьор оживленно. – Домани, домани…

– Он говорит, – перевела Нина, удовлетворенно кивая, – что в отеле будет праздник с оркестром. Домани, то есть – завтра.

На другой день в летнем саду «Рабини» с обеда суетились официанты, музыканты настраивали инструменты. Сам хозяин приготовлял коктейль. Перед ним стоял длинный ряд бутылок, содержимое которых он вдохновенно сливал в круглый сосуд, похожий на небольшой аквариум, сосредоточенно помешивая свое зелье половником. Этикетки пугали разнообразием, трудно было поверить в совместимость всех задействованных напитков, но синьор Рабини священнодействовал абсолютно невозмутимо.

– Сколько помню, – сказала Нина, – он всегда это готовит.

Заиграла музыка – ровесница молодости почтенного синьора. Хозяин подошел к столику Нины и Кати со стеклянным кувшином, где оранжево плескался его коктейль, который он не без гордости именовал бальзамом.

– Грацци, грацци, – благодарила Нина нежно и застенчиво. – Пей, все равно не отвяжется, – почти не артикулируя, бормотала в сторону Кати, сияя сладчайшей улыбкой, обращенной к итальянцу.

– Не принести ли пирожных? – беспокоился синьор.

– Ах, разумеется! Перфавора… Грацци… – благодарила Нина с таким восхищением, как будто Роберто обещал ей пожизненный пенсион.

– А кто этот молодой человек? – спросила Катя, указав на давно запримеченного ею красавца.

– Вот тебе и раз! Да сын же его, Адриано! Ты что, не знала?

В разгар веселья синьор Рабини, переходивший от столика к столику и, видимо, ослабленный фирменным бальзамом, споткнувшись о ступеньку, растянул ногу. Подперев рукой подбородок, он уселся возле новоявленных подруг, огорченный и рассерженный. Весь вид его, казалось, говорил: «Раз так – делайте что хотите, а мне уже все равно». Нина принялась утешать пострадавшего, то поглаживая по коленке, то нежно касаясь плеча, и видно было, что ее участие небезразлично синьору: досадливое кряхтение смягчилось, Роберто улыбался.