Замолчали. Она подставляла свое личико солнцу все ожесточенней. Юбку задрала еще выше, чтобы ноги могли загореть доверху.
— В первый раз загораете?
Вопрос вызвал необъяснимое раздражение.
— С чего ты взял, что в первый раз?
— Ну, я решил, что вы впервые вышли на улицу.
Тут она совсем разозлилась.
— И почему же ты так решил? А на работу кто будет ходить? А в магазин? А в клубы с подругами? Я, между прочим, в этом городе живу.
— А у меня чувство, что я-то точно в первый раз. Совсем другой воздух. И солнце другое. Земля как впервые живая. Нет, хорошо, что есть Центральный Парк. Правда, меня от его воздуха все время клонит в сон. Я до того, как сесть, даже минут десять вздремнул на траве. Это моя первая весна в Нью-Йорке. Я был здесь однажды весной, но все равно эта ощущается как первая.
Тут я увидел — тоже как впервые, — какое строгое у нее выражение лица, и решил, что подсел к ней необдуманно. Однако сидели, как сидели, и ничего, кроме жара солнца, для нас не существовало. Рядом с любой девушкой сидеть и ни о чем не думать приятно.
Она загорала с самоотдачей, как если бы это была ее работа.
— С этим надо осторожнее, — покровительственно сказал я. — Можно и обгореть. Я в Италии провалялся на пляже, потом три дня не мог найти себе места.
— Нет, почему это я первый день загораю? — опять возмущенно огрызнулась она.
— Потому что сегодня первый день такая погода.
— Позавчера было на несколько градусов теплее. Я в одном купальнике загорала. — Она произнесла это так поучительно и свысока, как будто загорание в одном купальнике должно было окончательно нас с ней рассорить.
Я сделал первое движение, чтобы подняться и уйти.
— Видел? — неожиданно с жаром спросила она.
— Что?
— Мимо нас прошел Пол Саймон с женой и ребенком, — проговорила она заговорщически: приглушенным голосом и глядя в землю.
— Где? — завертел я головой.
— Не смотри! — шикнула она.
— Где Пол Саймон? Который Пол Саймон? — затрещал я, отказываясь понять, что речь идет о маленьком еврее в бейсбольной кепке и молоденькой женщине тоже еврейского вида, толкающей коляску. — Такой обыкновенный? И жена… Хотя бы модель. А то просто еврейка. Он же рок-звезда…
— Не на ногах же ему жениться.
— А что, Пол Саймон здесь живет?
— А где еще? — рассердилась она. — Это же Центральный Парк. Здесь как раз такое место. В том доме, например, живет Дэвид Хаселхоф, — ткнула она в сторону Пятой авеню.
— Дэвид Хаселхоф! Он же козел!
— Причем здесь?
— Тебе нравится Дэвид Хаселхоф?
— Я не сказала, что мне нравится Дэвид Хаселхоф. Я говорю, что он здесь живет. Или ты хочешь сказать, что, чтобы здесь жить, нужно быть матерью Терезой?
— Помню, оказался с ним в одной компании, — начал я выдумывать на ходу. — Так я руки ему не подал…
— Вульгарность и хамство.
— Майка радиостанции, на которой работает Говард Стерн? — Я поспешил сменить тему, показав на ее проступающую сквозь плотный материал грудь.
— Он тебе нравится?
— Я не слушаю эту станцию.
— Ты там ди-джей? Фанат Говарда Стерна?
— Слушай, отстань, будь другом!
— А почему тогда эта майка?
— О господи! — выдохнула она так, будто, задавая этот вопрос, я навалился на нее всем весом и ей тяжело. — Заплатили, чтобы носила, и ношу.
— Ты модель?
Она ответила, что, насколько ей известно, до сегодняшнего дня таковой являлась. Главный источник ее заработка — реклама.
— Прости! Я просто дожидаюсь своего друга, а он никак не идет. Мы с ним собирались пускать в пруду кораблики. Идея моя.
— Какие же замечательные идеи приходят некоторым в голову!
Мимо нас прошли двое черных ребят в висячих джинсах и с бумбоксом.
— Из каких они годов? — прокомментировал я. — Так у нас во дворе ребята ходили с магнитофоном под мышкой в восьмидесятые. Посмотри, даже лампочки на колонках…
Ничего не ответила.
— А что, мне нравится! — не мог я остановиться. — Хотя бы заставит людей обратить внимание. Хотя бы спровоцирует их на какую-нибудь деятельность мозга. А то как амебы. Музыка в последнее время вообще стала фоном. Люди перестали ее слушать в первичном понимании слова.
— Эй, с тобой все нормально? — бросила она на меня быстрый взгляд. — Ты случайно не того? Не нервное расстройство? Я начинаю опасаться за свою безопасность. Ведешь себя, как субъекты с психическим дисбалансом.
В этот момент появился Безумный Денни. Из-за душевной болезни на его лице всегда умиротворенное, немного нездешнее выражение — такие бывают на иконах, изображающих кого-то не из нашего мира. Оно не столько красиво, сколько прекрасно. Он шел, приплясывая, вслед за возвращающимися парнями с бумбоксом.
Читать дальше