Эрик-Эмманюэль Шмитт - Евангелие от Пилата

Я окунулся в океан света.

Тут было тепло.

Тут я понимал все.

Тут я познал всю полноту веры.

Я спустился в кузницу жизни, в центр, в очаг, туда, где все соединяется, образуя единое целое. Внутри себя я нашел не себя, а нечто большее, чем я, более значимое, чем я, море кипящей лавы, бесконечную и постоянно меняющуюся первопричину, в которой не различал ни слова, ни голоса, ни речей, а был охвачен новым ощущением, ужасающим, необъятным, единым и неистощимым. В меня вселилось чувство всеобщей справедливости.

Сухой шорох лапок бегущей ящерицы вернул меня к действительности. В одно мгновение я всплыл после бесконечного падения и был вырван из сердца Земли.

Сколько времени пролетело?

Мирная ночная прохлада обвивала меня, даруя отдых выжженному песку, жаждущим травам, словно вознаграждая их за дневное пекло.

Я блаженствовал. Я уже не ощущал ни жажды, ни голода. Недоумения перестали терзать меня. Я ощущал, что насытился духовно.

Я не нашел себя в глубине пустыни. Нет. Я обрел Бога.

И с того дня я ежедневно совершал это путешествие внутрь самого себя. Я карабкался на скалу и нырял в глубины своего существа. Я желал разгадать тайну.

И каждый раз я попадал в океан неземного света, бросался в его объятия и проводил в этих объятиях бесчисленное количество часов.

Я вспоминал, что когда-то смутно улавливал этот свет, когда молился ребенком, или подмечал его в чьем-то взгляде, а теперь знал, что свет этот держит и объединяет мир, но никогда не думал, что он достижим. Во мне вмещалось больше, чем просто я. Во мне вмещалось нечто целое, отличное от меня, но мне не чуждое. Во мне скрывалось нечто большее, но единосущное мне, непознаваемый источник знаний, непостижимый ключ к разгадкам бытия, начало моей жизни. Во мне был Отец, чьим Сыном я являюсь.

На тридцать девятый день пребывания в пустыне я решил вернуться к людям. Я обрел больше, чем надеялся обрести. Но когда подходил к прохладной, укрытой тенью реке Иордан, увидел на земле мертвую змею. Пасть ее была открыта, змея уже разлагалась, привлекая к себе полчища муравьев, но ее желтые мертвые глаза словно лучились ядовитой насмешкой.

Меня вдруг поразила страшная мысль: а если меня искушал дьявол? А если я все тридцать девять дней витал среди грез, порожденных Сатаной? А если переполнявшая меня сила исходила от лукавого?

Мне следовало провести в пустыне сороковую ночь.

И это была ночь, когда опрокинулись все мои воззрения. То, что казалось мне ясным, вдруг затягивалось туманом. Там, где раньше я видел добро, теперь я подмечал зло. Когда мне казалось, что я осознаю свой долг, в мою душу закрадывалось подозрение в собственном тщеславии, высокомерии, гибельной гордыне! Как я мог поверить, что связан с Богом? Не была ли эта вера безумием? Откуда во мне могло возникнуть понимание праведного и неправедного? Не было ли новое знание иллюзией? Как я мог присвоить себе право говорить от имени Бога? Не было ли это притязанием на верховную власть? Не встану ли я, выйдя из пустыни, на путь обмана, увлекая за собой других в пучину постоянной лжи?

Я не получил ответа на свои вопросы. Но утром сорокового дня я наконец примирился с самим собой.

Я преодолел все сомнения и поверил: мои ошибки, тяжкие размышления вели меня к Богу, а не к Сатане. Я поверил: мне предстоит совершить нечто благое. Я поверил в себя.

Я тогда не знал, что последующие, еще более невероятные события заставят меня превозмочь еще бо́льшие искушения и этой ночью, в этом саду принудят меня ждать и даже желать собственной смерти.

Поначалу меня не мучили никакие предчувствия. Я присоединился к паломникам на берегу Иордана, ощущая законное право говорить о мудрости, обретенной мною в таинстве молитв.

В лагере меня ждали Андрей и Симон.

Когда я появился перед ними, Симон улыбнулся и воскликнул, словно проверяя меня:

– Кто ты?

– А как ты думаешь?

– Ты посланец Бога?

– Ты сказал это.

Нам было достаточно этих слов. Мы обнялись, потом Иоанн Смывающий грехи еще раз назвал меня Агнцем Божиим. Он попросил Андрея и Симона, своих любимых учеников, расстаться с ним и последовать за мной, ибо верил в меня. Я знал, что ступаю на неведомый путь, и ступил на него без малейших колебаний.

Те времена были исполнены надежд и восторга. Меня опьяняли тайны, которые Бог доверил мне в часы размышлений, и я старался ежедневно передавать их другим. Я радовался, что сумел их познать, но еще не подозревал о последствиях.