Кейт Мэннинг - Мoя нечестивая жизнь

Корделия Парди. Моя маленькая Корделия.

– У нас имеется заявление под присягой некоей Корделии Шекфорд Парди, – пробубнил Меррит. – Она показала под присягой, что вы совершили над ней акт аборта.

Этот котеночек донес на меня после того, как я спасла ей жизнь?! Как такое возможно? Ее принудили. Уверена, принудили.

– Это ложь, – сказала я резко.

– Мисс Шекфорд… миссис Парди в ходе судебного процесса против мистера Джорджа Парди о злонамеренном пренебрежении обязанностями дала показания, что он вынудил ее сделать аборт на поздних сроках и что исполнителем были вы. Вы обвиняетесь в убийстве по неосторожности второй степени в соответствии с законом штата Нью-Йорк от 1846 года. Преступление наказывается тюремным заключением сроком не менее четырех и не более семи лет.

ОТ ЧЕТЫРЕХ ДО СЕМИ ЛЕТ.

Убийство по неосторожности.

Что?!

Если уж арестовывать меня, то за операцию! А это куда менее тяжкое преступление, до одного года тюрьмы, а не от четырех до семи! Убийство по неосторожности. Никогда! Все знают, что я и пальцем не трону женщину на позднем сроке. Пока у нее не начнутся роды. Кровь отхлынула у меня от лица. Я осознала, в какую переделку попала.

Чарли сжал мои пальцы потной ладонью:

– Твое слово против ее слова. Они ничего не докажут.

– Прежде всего, – сказала я судье, – эта Корделия Парди, кем бы она ни была, солгала вам. Я в глаза ее не видела.

– Суд установит сумму залога.

– У меня маленькая дочь, ваша честь, – сказала я; ужас сотрясал мое тело. – Прошу вас, отпустите меня. Я не совершила ничего противозаконного, тем более – убийства.

Судья стукнул молотком:

– Назначаю залог в десять тысяч долларов.

– Десять тысяч! – вскричал Чарли. – Но ведь это неслыханно!

– Убийство по неосторожности, – повторил судья. – Десять тысяч. И два поручителя. – Он опять стукнул молотком и добавил, что я буду содержаться в Томбс.

– Мою жену миссис Джонс облыжно обвинили! – закричал Чарли. – Такой залог – это издевательство над правосудием. Но я готов внести его немедленно, ваша честь.

– И два поручителя. – Судья еще раз стукнул молотком, и тут же ко мне слетелась стая стражниц.

– Экси! – выдохнул Чарли, наблюдая, как на меня надевают кандалы, которые тут же до крови впились в запястья.

– Разыщи Моррилла! – крикнула я, когда меня выводили из кабинета.

На лице Мадам Де Босак не дрогнул ни единый мускул, когда ее забирали в Томбс , написали в «Гералд» на следующий день. Я очень даже дрогнула, я едва устояла на ногах, мне чудилось, что во мне не осталось костей, что вместо мускулов желе. Они погрузили меня на телегу, которую называли падди и на которой до меня успело прокатиться немало несчастных ирландцев. В том числе и братья Падди прибыли на этой телеге в эту промозглую нору, дабы вкусить от яблочного пирога американской юстиции. И фамилия эта стала символом отчаяния. Надзирательница миссис Молтби отвела меня на второй ярус, открыла черную железную дверь, похожую на печную заслонку, и втолкнула в клетушку без окон. Я села на топчан и привалилась к стене, влажной от слез всех тех женщин, кто страдал здесь в унижении и грязи. Но даже когда дверь захлопнулась, я не заплакала. Я проклинала своих врагов – Матселла и Диксона, Эпплгейта и Ганнинга, Хейса и Меррита, всю эту братию, олицетворявшую медицину, юстицию, прессу. Целая колода тузов против двойки треф. Я молилась, чтобы Чарли вытащил меня к завтрашнему утру.

Наутро, гремя ключами, явилась тюремщица с подносом. Не чай, а какие-то опивки, не хлеб, а тараканий помет. Есть я не стала. Прижавшись лицом к окошку в двери, я вглядывалась в галерею, куда слабый свет проникал сквозь стеклянную крышу, загаженную голубями. Вонь стояла дикая. За дверью колыхался гул, в своих клетках кричали и плакали десятки женщин, по галерее прохаживался охранник. На бедре у него висело оружие. Меня поразила его странная походка.

Все это было какой-то непостижимой ошибкой. Убийство по неосторожности. От четырех до семи лет. Чарли с приятелями завели меня не туда. Это они меня подбили. Преуменьшили угрозу. Выставили моих врагов нелепыми болванами. Уверили, что мои опасения не стоят и выеденного яйца. И сейчас я ненавидела Чарли, даже вспоминая его опрокинутое лицо, когда меня уводили в застенок.

Вместо Чарли снова явилась надзирательница – с тарелкой картошки цвета цемента. И снова я не стала есть. Она вернулась и забрала тарелку.

– Мой адвокат здесь? Мистер Моррилл? А муж? Вы их впустите повидаться со мной?