Кэтрин Хьюз - Тайна

– Такой умный мальчик, как ты, научится играть в два счета.

Он подошел к елке и выбрал конфету с той же тщательностью и вниманием, с которыми выбирал пуговицы.

– Возьми столько, сколько захочешь, Майки. В конце концов, сегодня Рождество.

– Правда? – Он сжал в кулачках несколько конфеток так, словно это были королевские драгоценности, и сел, скрестив ноги, у камина, принявшись бережно разворачивать свои сокровища.

Идиллию нарушил резкий дверной звонок. Открыв дверь, Дейзи обнаружила за ней Андреа. В кои-то веки у нее были чистые волосы, пусть и с длинными темными корнями и посеченными кончиками. Голубые глаза выделялись на желтой коже, а на верхней губе цвела огромная простуда. Андреа раскачивалась и теребила волосы.

– Я так понимаю, он здесь?

Дейзи почувствовала спертый запах алкоголя и сжала губы.

– Ты имеешь в виду Майки?

Андреа отпихнула Дейзи, прижав ее к стене, и вошла в дом.

– Проходи, пожалуйста!

Майки поднял голову от своих шоколадных сокровищ и увидел мать.

– Мамочка, ты вернулась! Где ты была?

Андреа посмотрела на Дейзи.

– Ммм, я ездила кое к кому и… задержалась, – пожав плечами, она протянула к нему руку. Майки позволил ей поднять себя на ноги и обнял за талию. Она не приласкала его в ответ, а лишь потрепала по голове.

– Не распускай нюни, я вообще-то твоим подарком занималась.

Майки поднял на нее глаза, и в его взгляде отразилось крайнее изумление и неверие.

– Что? Не надо на меня так смотреть. Пойдем, он снаружи.

Дейзи вышла за ними на улицу. Там, у дороги, стоял мотороллер с изящно загнутыми ручками, о котором Майки так долго мечтал. Он зажмурился, словно не мог поверить своим глазам. Андреа самоуверенно стояла рядом. Она явно считала себя достойной кандидаткой на победу в номинации «Мать года».

– Ну?

– Это для меня?

– Нет, это для Дейзи, – сказала она, закатив глаза. – Конечно, для тебя, болван. – Она взялась за ручки и убрала ногой опору. – Давай садись.

Майки сел, но ноги его болтались в воздухе.

– Он мне великоват.

– Ты уверена, что ему еще не рано кататься на этом, Андреа? Ему же еще нет семи, – вступила Дейзи.

Андреа зло посмотрела на нее.

– Я знаю, сколько лет моему сыну, спасибо большое, – и повернулась к Майки. – Ты скоро подрастешь, и мы попросим нашего соседа Билли снизить сиденье. Все, пойдем домой. – Она усадила Майки на сиденье и покатила мотороллер домой.

– Мам, это лучший подарок в мире, а ты лучшая в мире мама.

Андреа самодовольно посмотрела на Дейзи.

– Видишь, его достали уже твои мятные конфетки.

Дейзи позвала его по имени, но он был так поглощен своим новым подарком, что, казалось, не слышал ее. Она подняла руку и помахала ему.

– Осторожно, Майки! До завтра!

Он не обернулся, но Дейзи провожала их взглядом до тех пор, пока они не повернули за угол.

– С Рождеством, дорогой! – прошептала она.

Оставшись одна в гостиной, она начала запаковывать «Лошадку Букару». Рождество оказалось не таким уж печальным, но сейчас, в полной тишине, ее нагнала грусть. Ей показалось, что она услышала шум из кухни – дребезжание посуды – и посмотрела на дверь, ожидая, что Джери сейчас войдет и предложит ей чашку чая. Через мгновение она опомнилась, и слезы тут же набежали на глаза. В этот раз у Дейзи не нашлось ни одной причины их сдерживать.

Несмотря на запах индейки и мишуру на окнах, в больнице в это время было депрессивно. Триша кивнула медсестрам на посту и пожалела их – им пришлось отмечать Рождество в этом богом забытом месте. Она просунула голову в дверь палаты Сельвина, надеясь услышать тихое неглубокое дыхание, означавшее, что он спит и ей не придется терпеть еще один бессмысленный и напряженный разговор. Барбара и Лорейн уже были у него сегодня, и у нее не осталось ни одной уважительной причины не навестить его. Пришла ее очередь играть верную и преданую жену.

Пробираясь на цыпочках к его кровати, она зацепилась ногой за ее колесо. Выбросив вперед руку, чтобы сохранить равновесие, она смахнула с тумбочки стакан с водой, и он полетел вниз и с грохотом разбился. Войти незаметно не удалось.

Сельвин лежал на спине.

– Кто это?

Триша посмотрела ему в лицо и положила руку на лоб.

– Это я, Триша.

Она знала, что ей следует поцеловать его в липкий лоб или – только не это! – в потрескавшиеся губы, но это было выше ее сил. За прошедшие пять месяцев, которые он провел в постели, он не видел дневного света, и кожа его истончилась и высохла, на виске рядом с нестрижеными волосами пульсировала голубая вена.