Кэтрин Хьюз - Тайна

Когда он подошел, она заметила его отражение в зеркале и повернулась на крутящемся стуле к нему лицом, и ее шелковая ночнушка сползла с плеч до самой талии. Сельвин встал на колени и поцеловал ее в плоский живот. Она провела рукой по его коротким кудрявым волосам, словно проверяя, нет ли у него вшей.

– Надо бы закрасить твою седину.

Он встал и посмотрел на себя в зеркало.

– Ну ты и нахалка! Перестань, нет у меня никакой седины.

– На самом деле только на висках, – сказала Триша, не обратив никакого внимания на его слова. – Куплю какую-нибудь краску в понедельник.

Она встала, и ночная рубашка упала на пол, образовав шелковую лужицу у ее ног. Триша положила руки на талию, и Сельвин какое-то время завороженно пожирал глазами ее обнаженное тело, затем привлек ее к себе и поцеловал, зажав в руках копну ее длинных волос.

– Подожди-ка, не так быстро, – легонько оттолкнула она его и кивнула в сторону лестницы. – Сначала пойди и вытащи этого грязного бродягу из моей ванны, потом встань на четвереньки и все там ототри хорошенько с хлоркой.

– Какое у тебя доброе сердце, – сказал он и поцеловал ее в лоб. – Пойду налью Гарри пива, еще и Ниблза надо покормить. Я забыл совсем. Ты ведь вряд ли его кормила?

– А сам как думаешь?

Она всеми способами избегала приближаться к этому гадкому кролику его бывшей жены и подходила, только если предоставлялась возможность «случайно» оставить дверь клетки открытой. С точки зрения Триши, с помощью этого животного Барбс обеспечивала себе повод приходить в паб. После развода ей пришлось съехать из «Тавернерс», и теперь она жила в квартире без сада. По этой причине она решила, что можно оставить кролика Сельвину, чтобы он за ним ухаживал. Ниблз жил в маленькой клетке в саду позади паба. Под садом в данном случае подразумевался небольшой кусочек травы, на котором стоял пластиковый стол с рекламным зонтиком производителя пива, воткнутым в центре.

– Так нечестно, – размышляла Триша, расчесывая волосы и беспощадно раздирая спутавшиеся концы. Сельвин теперь ее муж, и пусть Барбс подавится. С приходами его дочки, Лорейн, она еще худо-бедно могла мириться. В конце концов, здравый смысл у нее есть. Но Барбара вечно ошивалась в баре, смеялась и шутила с постоянными клиентами. Триша была уверена, что она до сих пор считает себя хозяйкой, а любители выпить пива по какой-то непонятной Трише причине явно ей симпатизировали. Ей пришлось сделать насколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы справиться с гневом, который всегда возникал у нее при мыслях о бывшей жене Сельвина.

Когда он вернулся в спальню, она уже сидела на постели.

– Готово, – сказал он, потирая руки. Откинув ее волосы, он начал ласкать ее плечи.

– Я тут подумала, – сбросила она его руки.

– О, нет, – застонал он. – Терпеть не могу, когда ты говоришь эту фразу.

– Я хочу, чтобы твоей бывшей было запрещено появляться в баре, – сказала она, не обращая внимания на его слова.

– На каком основании?

– На основании того, что она меня раздражает.

– Триша, тебя половина моих клиентов раздражает. У меня бы уже не было паба, если бы я следовал этой логике.

Тогда она сменила тактику и стала расстегивать ему пояс.

– Ну, пожалуйста, Сельвин. Ты даже не представляешь, каково это мне – терпеть, что она все время здесь ошивается. У меня такое ощущение, как будто я должна делить тебя с ней, а я хочу, чтобы ты был только мой.

Не сводя с него глаз, она облизала губы, медленно расстегнула ширинку и потянула его к себе за пояс джинсов. И когда кровь стала отливать от его головы и приливать в другое место, он склонился и пробормотал ей куда-то в шею:

– Поговорю с ней завтра.

Она сжала его лицо и заставила посмотреть ей в глаза.

– Обещаешь?

– Обещаю, – вздохнул он. – А теперь иди сюда, моя шалунья.

Она взяла его руку и погладила тыльную сторону. Ее взгляд в который раз упал на татуировку на фалангах пальцев. Почему он не мог просто набить «love» и «hate», как у всех? Почему ему понадобилось написать «Барбс» и ходить теперь с этим вечным напоминанием об их любви? Это ее тоже крайне раздражало, и она пообещала себе, что обязательно займется вопросом выдворения Барбары из жизни Сельвина отовсюду и навсегда.

Было воскресенье, но Барбара встала рано. Не сразу и не без труда ей удалось вспомнить, какой сегодня день недели. Еще не окончательно проснувшись, она раздвинула шторы и посмотрела на голубое небо, которое большинство современных людей воспринимают как данность. Жара уже действовала ей на нервы, и больше всего ей хотелось, чтобы прохладный дождь прибил к земле пыль и оросил засыхающую растительность. Хотя на этот счет ей можно было не волноваться – своего газона она лишилась. В пабе она провела много счастливых часов, пропалывая малюсенький садик, делая подвесные конструкции и облагораживая цветочные клумбы. Все это приносило ей огромную радость и удовлетворение. Посетители нередко делали ей комплименты, отмечая, как ее стараниями красиво расцвела петуния, и как она прекрасно пахнет, и как много цветов распустилось. А однажды она даже вырастила кабачок, за который ей присудили второе место на специальном конкурсе. Пусть она и не удостоилась первого приза, но голубая розетка, которую ей вручили как награду, до сих пор висела над барным инвентарем. Теперь садоводство осталось лишь еще одним приятным занятием, недоступным для нее после развода с Сельвином. Как бы ей хотелось возненавидеть его за то, как он поступил с ней! Жить сразу стало бы намного легче. Но возненавидеть его никак не получалось.