Василий Аксенов - Скажи изюм

Поэтому в романе – не жизнь, не натура, не отражение, а нечто принципиально иное. Я догадался. Это – вертеп.

Вертеп не в смысле «Притон, скрывище каких-либо дурных дел» (В.И. Даль), а «Нар. укр. кукольный т-р, получивший распространение в 17-19 вв. Куклы, укрепленные на проволоке внутри 2-ярусного ящика – В., приводились в движение в е ртепщиком (разрядка моя. – Е.П.). Сцены на библейские сюжеты, сатирич. интермедии сопровождались музыкой, осн. на нар. мотивах (опять разрядка моя. – Е.П.). Большой Энциклопедический словарь, М. 1998.

Куклы, или, если угодно воспользоваться терминологией знаменитого английского режиссера Гордона Крэга, «сверхмарионетки», – вот что такое персонажи «Изюма». Усы Генриха Сапгира приклеиваются на гладко выбритое лицо Юза Алешковского. Князь Чавчавадзе родился в Москве, а не на Кавказе, как Фазиль Искандер, или, к примеру, в Одессе, как Семен Липкин. Андрей Древесный в качестве фотографа-космонавта летит «для отмазки» на Венеру. Да разве ж такое мыслимо, граждане, и при чем здесь наконец ИСТОРИЯ С «МЕТРОПОЛЕМ»?

Более того, человек, хорошо осведомленный в культурной жизни официальной и неофициальной Москвы 60-80-х, непременно заметит, что куклам приданы определенные черты не только «метропольцев», но и вообще многих известных, а также «широко известных в узких кругах» личностей той эпохи. Я не говорю о Фотии Фекловиче Клезмецове, первом секретаре Союза советских фотографов Российской Федерации. Сей персонаж «с улыбкой всесильного подлеца» вечен, как дуб, и прозрачен, как продукт Ваковского завода резиновых изделий. Или о «трешке любителей народной правды». Или в конце концов о «снайпере партии» Матвее Грабочее, о котором автор меланхолически сообщает (с фотографической точностью), что «в былые времена боевая его голова многим напоминала порядочный пенис». Я о настоящих ТВОРЦАХ и настоящих, со всеми их слабостями и недостатками, ЛЮДЯХ, которые всего лишь певцы, всего лишь поэты, всего лишь фотографы, всего лишь ХУДОЖНИКИ, а не «борцы за права человека» или народные герои из песни «Коммунисты схватили мальчишку». Многие из них еще живы, и я не стану разводить турусы на колесах, намекая на WHO IS WHO и отбивая хлеб у грядущих литературоведов. Бог рассудит, «кто мы и откуда».

Я лучше вспомню фразу Резо Габриадзе, гения созданного им Театра марионеток, который как-то коротко объяснял зрителям, что не каждый человек может стать собственной куклой, а лишь значимый человек. Не значительный, а ЗНАЧИМЫЙ. И если в куклах вертепщика Василия Аксенова угадываются участники «Метрополя» или продажные «борцы за нравственность», то из этого следует – сии персоны суть ЗНАКИ, вне зависимости от их подлости или благородства. А нравственность тут не требуется искать, потому что, увы, нравственно только само искусство, любое искусство, и никогда – его творцы, любые творцы. И если кто не верит моим словам, то пусть почитает мемуары великих прошлого века или поговорит на эту тему с женой любого нашего знатного современника, предпочтительно – бывшей. Аксенов не злобствует и не жалеет. Аксенов – внутри процесса. Аксенов – писатель, и его дело писать, НАПРИМЕР, такую фразу, которую никто, кроме него, не способен написать: «Он говорил тоном обиженной бабы, у которой тесто убежало, и сам был похож одновременно и на бабу, и на тесто».

И еще. Василий Аксенов традиционно считается «западником». Уже в самом начале перестройки известный журнал «советской сатиры» презрительно именовал его «штатником» и спустил на него традиционную свору собак, организовав «гневную отповедь простых читателей эмигранту и отщепенцу». Я же полагаю, что он в своем творчестве столь круто рванул из душного эсэсэсэровского пространства на Запад, что и сам не заметил, как проскочил круглое пространство и опять попал на Восток, в Россию.

Ведь все эти знаменитые аксеновские брутальности, непристойности, эротика плюс иррационализм ведут свое происхождение, скорее, от русского лубка, анекдота, частушки, чем от дедушки Фрейда, игристой ного дяденьки Генри Миллера или ученого кузена Леви-Стросса.

цитирует есенинскую строчку персонаж «Звездного билета», книги, сделавшей Аксенова в начале 60-х бесспорным лидером «новой прозы». И не случайно в подзаголовке «Изюма» значится – РОМАН В МОСКОВСКИХ ТРАДИЦИЯХ.