Сару Бриерли - Долгая дорога домой

Когда Мантош появился у нас, похоже, он толком не знал, что такое усыновление, и не понимал, что приехал сюда навсегда. Возможно, ему как следует не разъяснили ситуацию или же он не был уверен, что поступает правильно, как был в этом уверен я. Когда он стал понимать, что не вернется в Индию, его охватили противоречивые чувства, как всегда бывает после усыновления. Я и сам ощущал нечто подобное, хотя и не так остро. К неопределенности положения присовокупилась и эмоциональная неустойчивость, очевидно вызванная психологическими травмами. В детстве он взрывался по любому поводу и, несмотря на то, что был всего лишь худеньким мальчиком, мог отбиваться с недетской силой. Я никогда ничего подобного раньше не видел, и, к сожалению, такое поведение пугало меня, поэтому в детстве я его побаивался. Мама с папой были терпеливыми и любящими родителями, но были решительно настроенными создать из нас четверых семью, и мы с Мантошем отдаем им должное за это.

Сегодня я все понимаю, но в то время я чувствовал себя из-за этого неуютно. Вследствие психологических травм Мантош требовал к себе повышенного внимания родителей. К моменту его появления я уже вполне привык к новой жизни, но все равно нуждался в подтверждении того, что меня любят, обо мне заботятся. Совершенно нормально испытывать ревность к тому, кто получает больше родительского внимания, но мы с Мантошем оба слишком много пережили в прошлом, поэтому реагировали на все более бурно, чем большинство детей. В результате вскоре после приезда Мантоша я даже однажды сбежал из дома. Побег был мерилом того, насколько я изменился – и сколько узнал об уступках и любви, лежащих в основе взаимоотношений в любой семье. Я не стал больше пытаться выживать на улице, я совершил поступок, более типичный для западного ребенка, который проверяет на прочность родительскую любовь, – пошел на ближайшую автобусную остановку. Вскоре я проголодался и замерз, поэтому вернулся домой. Несмотря на нашу с Мантошем непохожесть, мы вместе плавали, ходили на рыбалку, играли в крикет, катались на велосипедах – вели себя, как братья в любой семье.

Мантош, в отличие от меня, в школу ходить не любил. В классе он был рассеянным и часто баловался, но зато разделял мое увлечение спортом. К тому же он часто провоцировал расистские высказывания, на которые бурно реагировал, а потому попадал в переделки. Это лишь подзадоривало его обидчиков, и они снова и снова забавлялись тем, что дразнили его. К сожалению, учителя оказались неспособны помочь ребенку, который с трудом приспосабливался к новой жизни. Ситуация усугублялась еще и тем, что Мантош вообще не привык выполнять приказы женщин, даже обладающих властью, – так его воспитали в родной семье в Индии. Мне самому пришлось учиться преодолевать эти культурные различия. Мама вспоминает, как однажды повезла меня куда-то в машине и услышала, как я сердито пробурчал: «Женщина нельзя за руль». Она остановила машину и заявила: «Женщина нельзя за руль – мальчики идут пешком!» Я сразу же усвоил этот урок.

Я знаю, что мама сожалеет о том, что, поскольку Мантош требовал повышенного внимания к себе со стороны родителей, я слишком много времени был предоставлен самому себе. Но я не закатывал истерик, а просто не обращал на это внимания, вероятно, потому, что привык к такому отношению в Индии. Мне нравилось быть независимым. И потом, мы все равно часто бывали вместе, например каждую пятницу обедали в ресторане – этакий семейный выход в свет, а еще ездили путешествовать во время школьных каникул.

Через какое-то время родители запланировали большое семейное путешествие – они хотели, чтобы мы все вместе отправились в Индию. Сначала я несказанно обрадовался, да и Мантошу, похоже, идея пришлась по душе – нас всегда окружали предметы из Индии, и мы часто вспоминали о нашей стране, поэтому возбужденно стали обсуждать, что следует посмотреть, куда именно отправиться. Конечно, ни один из нас не знал, где находится его дом, поэтому мы хотели просто увидеть разные места, больше узнать о стране, откуда мы родом.

Но по мере того, как дата поездки приближалась, мы оба ощущали все большее беспокойство. Конечно же, причиной было то, что наши воспоминания об Индии были не самыми счастливыми, и чем реальнее представлялась перспектива вернуться туда, тем ярче становились эти воспоминания. Многое из того, что нам удалось забыть – или, по крайней мере, на время выбросить из головы, – вновь ожило. Я точно не хотел возвращаться в Калькутту и стал бояться, что любой другой город, куда мы отправимся, может оказаться моим домом или просто знакомым местом. Я все еще хотел найти родную маму, но здесь я был счастлив – мне хотелось и того, и другого. Ситуация все больше усложнялась, и мы все сильнее расстраивались. Наверное, подсознательно я боялся вновь потеряться. Могу только представить, что творилось в голове у Мантоша.