Роальд Даль - Предыстория катастрофы

— Всё в порядке, — произнёс доктор. — Лягте на подушку, постарайтесь расслабиться.

Его голос звучал, словно приглушённый расстоянием в несколько миль, как будто, обращаясь к ней, он кричал издалека.

— У вас сын.

— Что?

— У вас отличный сын. Вы понимаете меня? Отличный мальчишка. Слышали, как он закричал?

— Доктор, с ним всё в порядке?

— Разумеется.

— Покажите мне его.

— Одну минуточку.

— Вы уверены, что с ним всё в порядке?

— Абсолютно уверен.

— Он всё ещё кричит?

— Постарайтесь отдохнуть. Не надо ни о чём беспокоиться.

— Почему он замолчал, доктор? Что с ним случилось?

— Не волнуйтесь, пожалуйста. Всё абсолютно нормально.

— Я хочу видеть, дайте мне взглянуть на него.

— Дорогая моя, — доктор погладил её руку, — у вас отличный, сильный, здоровый малыш. Вы мне не верите?

— Что делает с ним та женщина?

— Младенца готовят, чтобы он вам понравился. Его надо немножко обмыть. Потерпите, на это уйдёт не более двух минут.

— Вы можете мне поклясться, что всё нормально?

— Я вам клянусь. Лягте на спину, отдохните. Закройте глаза. Закройте, закройте глаза. Вот так, хорошо, умница…

— Я так часто молилась, чтобы он выжил, доктор.

— Конечно, он будет жить. А в чём дело?

— Все остальные умерли.

— Что?!

— Никто из моих детей не выжил, доктор.

Доктор стал у кровати, глядя на бледное, измученное лицо молодой женщины. Он видел её впервые. Они с мужем недавно приехали в город. Жена хозяина гостиницы, помогавшая принимать роды, рассказала, что муж работал на границе, на таможне, и что они появились в гостинице неожиданно, с одним саквояжем и чемоданчиком, месяца три назад.

Муж пил запоем, и вообще — наглый, несносный коротышка, не то что жена, женщина молодая, набожная и деликатная. Она была всё время грустна, ни разу не улыбнулась — за то время, что они прожили здесь, хозяйка ни разу не видела, как она улыбается. Говорили ещё, что это его третий брак: первая жена умерла, а вторая развелась с ним из-за чего-то гадкого; но то были только слухи.

Доктор нагнулся и подтянул простыню повыше.

— Вам не о чем беспокоиться, — мягко сказал он. — Ребёнок как ребёнок, ничем не хуже других детей.

— Мне и про остальных говорили так же. А я всех потеряла, доктор. За полтора года я потеряла троих детей. Не удивляйтесь, что я так тревожусь.

— Троих?

— Он у меня за четыре года четвёртый.

Доктор неловко переступил с ноги на ногу.

— Вам не понять, что это такое, доктор, — потерять их всех, всех троих, одного за другим. Они передо мной стоят как живые. Вот личико Густава, я вижу его так ясно, как если бы он лежал сейчас рядом со мной. Густав был очень славный мальчуган, но очень болезненный. Ужасно, когда они всё время болеют, а ты ничем, ничем не можешь помочь.

— О да.

Женщина приоткрыла глаза и несколько секунд пристально смотрела на доктора; потом снова закрыла их.

— Мою дочурку звали Ида. Она умерла незадолго до Рождества, четыре месяца назад. Жаль, что я не могу показать вам Иду, доктор.

— Теперь у вас есть другой ребёнок.

— Но Ида была такая хорошенькая!

— Да-да, — сказал доктор, — я знаю.

— Откуда? — вскрикнула женщина.

— Я не сомневаюсь, что она была прелестной девочкой. Но и ваш новый малыш не хуже.

Доктор отвернулся, отошёл и посмотрел из окна на улицу. За окном был унылый пасмурный апрельский день. Огромные дождевые капли падали на красные крыши домов и разбивались о черепицу.

— Иде было два года, доктор… Ах, какая она была хорошенькая! Весь день я не могла отвести от неё глаз, с самого утра, когда одевала её, и до вечера, когда она уже лежала в кроватке. Я так боялась, что с моей крошкой что-то случится, я уже привыкла жить в постоянном страхе. Я лишилась и Густава, и маленького Отто, у меня никого не осталось, кроме неё. Порой я по ночам просыпалась, подходила к её кроватке на цыпочках и наклоняла ухо к её ротику, чтобы убедиться, что она дышит.

— Постарайтесь отдохнуть, — подходя к постели, сказал доктор. Пожалуйста, постарайтесь отдохнуть.

В её лице не было ни кровинки, кожа у рта и возле ноздрей приняла голубовато-серый оттенок. Несколько прядей влажных волос прилипли ко лбу.

— Когда она умерла… Я ведь уже была снова беременна, доктор. Он прожил во мне четыре месяца, когда умерла Ида, но после похорон я кричала: «Я не хочу! Я больше не вынесу! Я не могу больше хоронить детей!» А муж… Он расхаживал с большим стаканом пива между гостей, и вдруг быстро обернулся ко мне и сказал: «У меня есть новости, Клара, хорошие новости». Вы представляете, доктор? Мы не успели похоронить третьего ребёнка подряд, а он стоит со стаканом пива в руке и говорит, что у него хорошие новости. «Сегодня, — говорит, — я получил назначение в Браунау, так что давай собирайся без промедления. Там, — говорит, — ты, Клара, начнёшь всё заново. На новом месте, под наблюдением нового врача…»