Рик Басс - Пригоршня прозы - Современный американский рассказ

Утром она заставляет себя подняться, готовит крепкий кофе в кофеварке, натягивает вызывающий замшевый костюм цвета стальных доспехов и тащится в редакцию, хотя должна выйти на работу только на следующей неделе. Внезапность, внезапность. При ее появлении сотрудники перестают шептаться в коридорах и, когда она ковыляет мимо, приветствуют ее с притворной радостью. Кат садится за свой стол в минималистском стиле, просматривает почту. Голова раскалывается, боль в швах не утихает. До Джера доходит слух о ее возвращении. Он СРОЧНО хочет ее видеть, но не приглашает на ленч.

Он ждет Кат в своем недавно отделанном кабинете — гамма светло-золотистых и белых тонов, письменный стол восемнадцатого века, они выбирали его вместе, — на столе викторианский чернильный прибор, на стенах в рамах увеличенные фото из журнала: руки в темно-бордовых перчатках, запястья, закованные в жемчуга, глаза завязаны шарфом от «Гермеса», над ним пылающий женский рот. Одна из ее лучших работ. Джералд прекрасно экипирован, в рубашке из мягкого шелка с открытым воротом, в шикарном свободном итальянском пуловере из шерсти с шелком. О, эта спокойная небрежность, эта выразительная игра бровей. Перед вами состоятельный человек, он обожает искусство и вносит его в свою жизнь, да и сам он образец искусства.

Боди-арт. Творение ее рук. Она хорошо поработала, в нем наконец-то появилась сексуальность.

Джер — сама любезность:

— Я не хотел ставить тебя в известность раньше следующей недели.

Но все-таки ставит. Так решил совет директоров. Они считают, что она слишком экстравагантна, что у нее нет чувства меры. Он не мог повлиять на их решение, хотя, разумеется, пытался.

Ну конечно же. Измена Монстр взбунтовался против своего создателя, безумца ученого. «Это я породила тебя!» — хочет она крикнуть ему в лицо.

Кат не в лучшей форме. С трудом удерживается на ногах. Но стоит, хотя Джер предложил ей сесть, и вдруг понимает, чего хочет, понимает, чего ей недостает. Джералда — надежного, старомодного, прежнего Джералда в обтягивающих зад брюках. Не Джера, которого она создала по своему подобию. Другого человека, каким он был, пока его не сгубили. С домом, ребенком и фотографией жены в серебряной рамке на письменном столе. Она хочет, чтобы это была ее фотография. Она хочет ребенка. Ее обокрали.

— И кто же мой счастливый преемник? — спрашивает Кат. Хочется закурить, но она боится показать, что у нее дрожат руки.

— По правде говоря, я, — отвечает он с напускной скромностью.

Но это же смешно. Джералд не способен издать даже телефонную книгу. «Ты?» — чуть слышно переспрашивает Кат. У нее хватает ума не рассмеяться.

— Мне давно хотелось покончить со всей этой финансовой ерундой и заняться творческим делом. Я знал, ты поймешь, ведь тебя все равно бы не оставили. Я знал, что ты предпочла бы человека, который, так сказать, опирался на заложенный тобой фундамент.

Надутый осел. Она не может отвести глаз от его шеи. Ее влечет к нему, она ненавидит себя за это, но ничего не может с собой поделать.

Пол под ногами качается. Джер плавно подходит к ней по светло-золотистому ковру, берет за плечо в серой замше.

— Я напишу тебе прекрасную рекомендацию, — говорит он. — Не волнуйся на этот счет. Разумеется, мы можем по-прежнему видеться. Я буду скучать без наших свиданий.

— Ну разумеется, — произносит Кат.

Он целует ее с пылким сладострастием, как показалось бы стороннему наблюдателю, и она отвечает на его поцелуй. Дать бы подонку в ухо.

Кат едет домой на такси. Водитель грубит и остается безнаказанным. Силы окончательно покидают ее. В почтовом ящике лежит напечатанное типографским шрифтом приглашение: Джер и Шерил приглашают завтра на вечеринку. Отправлено по почте пять дней назад. Шерил отстала от событий.

Кат раздевается, напускает воду на дно ванны. В доме мало выпивки, нечего понюхать или покурить. Ну и влипла, сама себе вырыла яму. Спокойно. Есть другая работа и другие мужчины, хотя бы в теории. И все же у нее что-то отняли. Как это могло случиться — с ней? Когда на кого-то точились ножи, она всегда первая вонзала их в спины. И всегда вовремя распознавала, когда целились в нее, и избегала удара. Может быть, она потеряла хватку?

Кат в ванной смотрит в зеркало, придирчиво разглядывает свое лицо в запотевшей глади. Лицо восьмидесятых, похожее на маску, жестокое лицо: прижми слабого к стенке и бери, что хочешь. Но теперь на дворе девяностые. Она так быстро отстала? Ей только тридцать пять, а чутье уже не подсказывает ей, что нужно тем, кто на десять лет моложе. Это может стать фатальным. Со временем придется бежать все быстрее и быстрее, чтобы быть в первых рядах, и ради чего? Часть прожитой жизни оказалась дорогой в никуда, она кончилась. Пусто. Можно ли еще что-то спасти, изменить — что-то вообще сделать?