Себастьян Барри - Скрижали судьбы

Да, забыл сказать (хотя кому я тут все это говорю?), что, когда я аккуратно отложил в сторону книгу Розанны, чтобы сосредоточиться на книжках Бет, оттуда почти вывалилось письмо. Очень любопытное это было письмо, потому что, кажется, конверт так и не вскрыли, разве что из-за сырости у нее в комнате он каким-то образом склеился снова. Более того, судя по штемпелю, письмо было отправлено в мае 1987 года, добрых двадцать лет тому назад. Я не знал, что и думать, да и что с этим делать не знал тоже. Отец всегда учил меня, что переписка — это святое и вскрыть чужое письмо — не только самое настоящее преступление, с чем я согласен, но и аморальный поступок. Боюсь, что испытываю огромное искушение совершить этот аморальный поступок. С другой стороны, может, письмо надо вернуть? Или сжечь? Нет, точно не стоит. Или так и оставить?

Городские окраины встретили меня нелюбезно. Наверное, я была похожа на дикое создание, которое ветром принесло с болот. Маленькая девочка, сидевшая с куклой у окна — из-за непогоды только и остается, что сидеть дома, — помахала мне рукой с милосердностью маленьких девочек. Слава богу, далеко в город мне забираться не нужно было. Шаги по мощеному тротуару так и отдавались выстрелами у меня в желудке, но я не сбавляла ходу. И вот я уже стою у ворот дома миссис Макналти.

Садик Старого Тома — акр затаившейся красоты. Отсюда были видны грядки с аккуратно вкопанными саженцами и цветами, которые вот-вот проклюнутся бутонами, и подпорками, которыми они были подвязаны против ветра. Через пару недель вид тут будет превосходный, это уж точно. Какой-то мужчина орудовал лопатой на дальнем краю участка, быть может, то был и сам Старый Том. В широком плаще и основательной зюйдвестке, он копал себе, не обращая внимания на зигзаги ветра и хлещущий дождь. Я думала было подойти к нему, но не знала, кто мне враг. Или думала, судя по угрюмому взгляду Джека, тогда в воротах, рядом с моим домом, все они были врагами.

Я решила не подходить к нему. Вместо этого решила попытать счастья у двери. Помню, как в тот миг мышцы у меня в животе натянулись, как канаты, на которых акробаты крутятся под куполом.

Конечно, я была вся грязная и промокшая насквозь. Дорога сюда уничтожила все мои попытки выглядеть поприличнее. Зеркальца у меня с собой не было — одни темные окошки на двери, и в них отражался только упырь с диковинной прической. Уж это мне никак не поможет. Но что я могла поделать? Молча вернуться домой, признав поражение? Я была напугана, я до смерти боялась этого дома, но еще больше я боялась того, что могло случиться, если я не позвоню в дверь.

Я сижу тут, старая, высохшая, с ляжками, покрытыми сыпью, и пишу все это. И вроде как это совсем недавно, вроде как это никакая не история, вроде как ничего еще не прошло и не закончилось. Это что-то навроде ворот святого Петра, когда ты колотишься в эти ворота, просишься в рай, но с тяжелым сердцем понимаешь — слишком много грехов, слишком много. Но, может, хотя бы — милосердия!

Я вдавила плотную бакелитовую кнопку. Но звонок раздался, только когда я отпустила палец — в холле откликнулось его раздраженное дребезжание. Долгое время ничего не происходило. Я слышала, как мое беспокойное дыхание отдается в крохотной терраске. Мне казалось, я слышу, как бьется мое сердце. Мне казалось, я слышу, как бьется сердце моего ребенка, будто подбадривая меня. Я снова вдавила толстую кнопку. Как же мне хотелось, чтобы в эту дверь звонила какая-то другая я — посыльный из мясной лавки, коммивояжер, а не это грузное, запыхавшееся недоразумение. Перед глазами у меня возникла маленькая фигурка миссис Макналти — вся такая опрятная, лицо белое, будто цветы лунника, и едва я это себе представила, как послышался какой-то шорох, дверь распахнулась, и на пороге передо мной предстала сама миссис Макналти.

Она вытаращилась на меня. Не знаю, поняла ли она сразу, кто стоит перед ней. Может, приняла меня поначалу за попрошайку, бродяжку или беглую из дурдома, где она работала. Я и впрямь была вроде как попрошайка, попрошайничала снисхождения у другой женщины. Пропащая, пропащая — вот какое слово вдруг застучало у меня в голове.

— Чего тебе надо? — спросила она, поняв, хоть, может, и не сразу, что я это, та самая недостойная женщина, на которой ее сын женился и не женился. Думаю, она строила против меня козни еще задолго до того, но сейчас меня это не волновало. Я не знала, на каком я месяце. Я почти опасалась того, что начну рожать прямо у нее на пороге. Может, для ребенка было бы лучше, если б так оно и вышло.