Array Альфина - «Пёсий двор», собачий холод. Том III (СИ)

Из обещанных же вещей в комнате общежития, которую Скопцов делит с Хикеракли, Тима когда-то забыл шейный платок. От шейного платка в этой роли у Мальвина свело зубы: представилось, как потешался бы над ними главный специалист в романном мышлении, будь он в Петерберге.

Скопцов неожиданно взъярился:

«А чего вы хотели? Чтобы он забыл в нашей комнате рубашку? Извините, пожалуйста, но такого не было».

«Да? — невпопад переспросил Мальвин, задумавшись над нюансами грядущей лжи. — А мне-то казалось…»

«Вам казалось, — возразил Скопцов и спохватился о вечном своём смущении: — Давайте прекратим сплетничать о покойнике, всё это и так невероятно омерзительно, меня уже трясёт от отвращения к себе».

«Спасибо вам, — со всей искренностью ответил Мальвин. — Без вашей помощи я не решился бы хоронить Тиму Ивина, а это наилучший путь, раз уж мне придётся прямо сейчас разбираться с его воспитателями. Мы с вами защищаем легенду от поползновений реального мира. Это нужное дело, пусть и грязное. Шейный платок так шейный платок, простите мне мою неуместную разборчивость».

Ну в самом деле! Радоваться надо, что хоть шейный платок нашёлся — не Твирину же досаждать вопросами, осталось ли у него при себе что-нибудь от Тимы Ивина. Мальвину беспричинно и навязчиво мерещилось, что с Твириным о Тиме Ивине разговаривать не следует вовсе — будто от таких неосторожных разговоров что-то сложное и хрупкое обязательно перекосится на сторону, споткнётся на ровном месте.

Никто ведь не питает иллюзий, что без Твирина сейчас можно было бы положиться на Охрану Петерберга?

— У вас найдётся выпить? — огляделся Лен Вратович потерянно.

О водке и нужном числе рюмок Мальвин позаботился сразу после ухода Скопцова.

— Шельмец, — неожиданно резюмировал Падон Вратович, опустошив рюмку. — Вот ей-ей, всегда чуял, что найдёт он свой способ из-под крылышка-то улизнуть. И что характерно, улизнул. Одно слово — шельмец!

— Ты что несёшь-то! — громыхнул Володий Вратович. — Это ж мы виноваты…

— В чём мы виноваты, того он не знает, — ничуть не устыдился Падон Вратович. — Не знал. В любом случае, дело прошлое.

— Леший с ним, с прошлым. Но вот за женитьбу мы с этим налогом зря взялись, тогда меня дурные предчувствия и одолели… — пробормотал Лен Вратович, а затем повернулся к Мальвину и всё так же потерянно и жалко принялся объяснять: — Думали женить его на дочке хозяина одной нашей скобяной лавки в Людском, хозяин совсем уже старик, помер бы — была бы экономия, он ведь себе хороший процент от сбыта в карман кладёт. Вот на такие места своих воспитанников расставлять и надо, чтобы все вложения окончательно в одно хозяйство объединить. Дочке хозяина половина от лавки причитается, а поженили бы их с Тимофеем, никаких бы трудностей и не возникло… Да и налог на бездетность опять же. Сказать не успели, конечно, всё искали момент получше — он же шебутной, обозлился бы непременно, хотя девка хорошая, даром что вертихвостка. Ай, тьфу… Не могу.

Мальвин решительно не догадывался, на кой ему это знание, но слушал смиренно: всё ж таки Тиму хороним, уже Скопцов в общежитие за шейным платком отправился.

В дверь постучали и передали, что Твирин (разумеется! кто ж ещё в такую минуту?) желает переговорить как можно скорее. Посланник был столь бел лицом, что Мальвин вышел с ним в коридор — расспросить. Тот отвечал, что сам ничего не знает, но у железной дороги найдены трупы нескольких солдат, а почему да как — прямо сейчас разбираются.

В кабинет Мальвин вернулся, всеми силами пытаясь загасить раздражение: что-то происходит, какие-то новые тревожные неожиданности сыплются на голову, нагло подчёркивая, что жизнь не стоит на месте, усложняется теперь с каждым часом, а он тут занят демонстрацией сочувствия Тиминым воспитателям! Не будь они Тимиными воспитателями, давно бы допросил, вынес вердикт, назначил санкции и двигался бы дальше — время-то задержавшихся не обождёт. Больно уж резво оно бежит для тех, кто играет в азартные игры сразу на весь мир.

— Господа, я скорблю вместе с вами, но не могу в честь этой скорби игнорировать непосредственные свои обязанности. Вам известно, по какому поводу вас вызывали. Полагаю, всем нам будет лучше, если вы объяснитесь самостоятельно.

Володий Вратович и Лен Вратович кивнули равнодушно — в связи с открывшимися обстоятельствами повод этот явственно перестал их занимать.

— А я вас прищучил, Андрей Миронович! — почти что радостно вскричал Падон Вратович. — Вы же как сказали? Хотите, мол, кое-что из Тимофеевых вещичек пришлю. А это что значит? Что вы, Андрей Миронович, нас ни расстреливать, ни даже в казармах заточать не намереваетесь. Ну и чем тогда пугать станете?