Array Альфина - «Пёсий двор», собачий холод. Том III (СИ)

Оставался самый тонкий, четвёртый параметр. Верность. Пусть ненадёжная, но всё же гарантия того, что человек, даже имея к тому искушение, не передумает, что будет готов потерпеть на своём пути неудачи и не сдаться. Хэр Ройш не имел ни малейшего представления о том, как этот параметр проверить.

«Испытания?» — предлагал Золотце.

«Ах, оставьте, — качал головой Скопцов. — На долю петербержцев уже выпало достаточно испытаний. И они закалили нас — боюсь, не только в лучшем смысле… Какие бы трудности вы ни сочинили кандидату, главный его враг — не страх, но искушение».

«Поясните», — коротко требовал Мальвин.

«Не нужно, я и сам понимаю, о чём говорит господин Скопцов, — вмешивался хэр Ройш. — Нет смысла опасаться, что нас предадут, испугавшись чего-то дурного. А вот забыть о Петерберге, увидев другую, лучшую жизнь, могут даже самые надёжные кандидаты».

«Значит, — продолжал Скопцов, — вас интересуют те, кого не интересует лучшая жизнь. По тем или иным причинам».

«По тем или иным причинам».

Инициатива Коленвала выпала удивительно не к месту. Прежде хэр Ройш колебался относительно того, следует ли ему идти к кандидатам одному. Теперь же, когда сроки уже были назначены, покинуть пресловутые разбирательства вчетвером означало бы привлечь к себе чрезмерное внимание. Это не стало бы большой проблемой, но выглядело излишним. Впрочем, и до слушаний по поводу Метелина хэр Ройш склонялся к тому, чтобы действовать единолично.

«Вы что же, нам не доверяете?» — опечалился Скопцов.

«Напротив. Мне кажется, мы жили бы в лучшем мире, если люди яснее понимали бы, что доверие не означает непременного соприсутствия везде, где таковое возможно».

«Но вы же сами признаёте, что плохо разбираетесь в людях, — фыркнул Золотце. — Разве не это вам сейчас особенно необходимо?»

«Нет, я надеюсь, что верных людей с вашей помощью уже отобрал. «Верных» в значении «правильных». Поскольку «верных» в привычном значении не бывает в природе».

«Это чушь», — закурил Мальвин. Хэр Ройш снисходительно приподнял брови:

«В моём представлении — не бывает. Если ваши представления отличаются, воспитывайте себе верных людей во Второй Охране. А эти люди будут мои».

Инициатива Коленвала выпала не к месту, но и отказать ему хэр Ройш не мог. Не только потому, что тот упрямо требовал непременного соприсутствия, но и потому, что понять мотивации Метелина хэру Ройшу хотелось самому.

Хэр Ройш никогда не любил шахматы, нарды и прочие настольные игры. Отца это расстраивало и сердило: он утверждал, что склад Костиного ума к тому располагает, и не мог взять в толк, почему логические ухищрения и победы оставляют того равнодушным. Хэр Ройш, надо заметить, своей природной склонности не отрицал: считал он средне, но комбинации держал в голове легко, поэтому определённые успехи имел, особенно в пресловутых шахматах. Однако они его не радовали.

«Видите ли, — пытался он объяснить когда-то отцу, — это всё ненастоящее. Да, мне ясна система условных обозначений: вот император, его нельзя терять. Но в то же время это всего лишь деревянная фигура на столе. Как я могу всерьёз хотеть его защитить?»

«Константий, вы меня разочаровываете, — хмурился отец. — Это действительно условность, и мне крайне неприятно видеть в вас непонимание оных».

«Но все условности взаимозаменяемы. Я могу в любой момент придумать иные правила расстановки фигур, при которых гибель императора окажется желанной. Чем ваши условности будут лучше моих?»

«Изяществом и сложностью системы. Хотеть же вы должны не защитить императора от моих нападений, а продемонстрировать не меньшее изящество и сложность мышления. Прелесть гибкого ума заключается в способности принять заведомые правила игры и победить в их рамках».

«Не хочу», — должен был отвечать тогда Костя, но не отвечал.

Гибкость ума позволяла ему понимать отца прежде; не изменилось это и теперь. Многие люди находят удовлетворение в стройности собственных измышлений. Хэр Ройш, откровенно говоря, и сам бы того хотел, но нельзя ведь заставить себя чувствовать то, чего не чувствуешь! Любые произвольные, необязательные правила оставляли его равнодушным; отец никогда бы этого не признал, но даже юный Костя — пусть и не без труда — сумел бы сочинить не менее изящную и сложную систему, чем в древней индокитайской игре. Пожалуй, своими талантами на данном поприще можно было бы блистать перед девицами, если бы такая возможность была хэру Ройшу доступна. В отсутствие же девиц умственная гимнастика не имела ровным счётом никакого смысла.