Array Альфина - «Пёсий двор», собачий холод. Том III (СИ)

Метелин отчего-то мнил, что в «Пёсьем дворе» они непременно столкнутся с кем-нибудь ещё из своих. Из тех, кому не получится отказать во внимании, с кем придётся переброситься хоть парой слов — хотя какая может быть пара слов, когда тут успело произойти леший знает сколько всего! Но он ошибся: никого, кто с лёгкостью позвал бы его за свой стол, здесь не было. Хикеракли-то кивнул и в тот, и этот угол, но не о множественных приятельствах Хикеракли Метелин думал.

Думал?

Ждал. Разумеется, ждал.

Место они нашли себе сразу — то ли почудилось, то ли и правда народу в «Пёсьем дворе» маловато для такого часа. Всегда строгий хозяин с неожиданной улыбкой подошёл за заказом сам, на Хикеракли глянул без заискивания, однако же трактовать его жест можно было единственным образом: проявляет уважение к большому начальнику.

С ума сойти.

— А ты похорошел, — деловито избавляясь от тулупа, заявил Хикеракли, — космы обрезал, на людей клыками вперёд не бросаешься… оно и верно. И что, как тебе нынче Петерберг?

— Знаешь, а я не понял. Про ваши дела каждый небылицы сочиняет, и я уже себе нафантазировал… — Метелин даже смутился. — Всякого нафантазировал. Можно расписывать, как у вас — согласно небылицам — людей прямо на столбах вешают и чайкам скармливают, но давай я лучше ограничусь метафорой. Будем считать, я представлял, как пропустят меня через казармы — а Петерберга нет. Вовсе нет. Снежная пустыня или море сразу у поста плещется. Или попросту туман — туман, туман, туман, и ни лешего не нащупаешь, — он торопливо потянулся за папиросами, чтобы спичечным огнём разогнать хмарь. — А выходит, что нащупать можно. И даже глазами посмотреть, удостовериться: всё вроде бы по-прежнему. То есть наверняка не по-прежнему, но по сравнению с туманом — вполне.

— Туман, брат, это бы хорошо, а то больно всё у нас ясно видно, — задумчиво и чуть невпопад отозвался Хикеракли. — И что же, скажи на милость, сделала из тебя служба человека?

— Да разве ж это служба? С конца октября всего, там почти никто за такой срок и солдатом считать не станет, не то что человеком.

— Так ведь важен-то не кто-то, а ты сам! Ну, скажи мне, кто передо мной: самостоятельный кассашеский юнец или следствие жизненных решений графа Александра Сверславовича Метелина? Говори!

— Жестоко, — присвистнул Метелин, но на удивление не отыскал в себе порыва немедля бить морду, или чего там обыкновенно в таких ситуациях хотелось. — Жестоко и крайне своевременно. Потому что, как ни верти, и то, и другое. По отдельным ингредиентам это блюдо не подают.

— Это хорошо, что ты освоил душевные задачки из двух слагаемых. Что не врёшь про свободу, так сказать, мысли, тоже хорошо. Эдак, глядишь, хоть ты не скатишься к лешему.

— Уже скатился. На радостях от успешного сложения бессовестно дезертировал.

— Что и заметно, чай не вошла пока Резервная Армия торжественным маршем в Петерберг. — Хикеракли самым житейским тоном крякнул, никакой другой эмоции не продемонстрировав. — А что, в самом деле идёт?

Метелин помолчал, но потому лишь, что подоспел хозяин с водкой и вечными хикераклиевскими соленьями, от поглощения коих в таких количествах у всякого нормального человека давно бы приключился острый живот.

Хозяин на непетербержскую шинель, конечно, глазел, но и Метелина тоже в лицо вспомнил — поприветствовал будто бы и впрямь искренне. Когда же он удалился, а Хикеракли набросился на соленья, ничего не оставалось, кроме как в лоб заявить:

— Через три дня должна быть здесь.

Грибом своим Хикеракли не подавился — экое было бы расточительство! — но на секунду отвлёкся всё же от блаженства, жевать перестал и посмотрел пристально.

— Ишь как. Ты, ежели не надумаешь через три дня спешно нас покинуть и к стану противника вернуться, шинельку-то припрячь, а то сам понимаешь… Хе. Прям уж и идёт? Мы вроде ребята автономные, нешто штурмовать нас будут? Эдак получается, что идеологически, так сказать, победила революция, коли сам Четвёртый Патриархат на Пакт плюнул.

— Штурмовать или не штурмовать, плюнул или не плюнул — вопрос тонкий, — усмехнулся Метелин. — Командование всем объединённым составом день и ночь совещается, поскольку тут патриаршее возмущение, там потенциальная нота европейского протеста, а сбоку так и вовсе тривиальная солдатская неготовность. Я ведь дезертировал стихийно — знакомца повстречал, у него там ещё с десяток было таких же красавцев, навострившихся обратно в Тьверь. В общем, давай-ка уже выпьем, а то что ты всё закуску уминаешь, совесть имей!