Шеймас О’Келли - Могила ткача

— Это самое лучшее, что мы можем для нее сделать, — сказала миссис Мэнтон. — Вам должно быть стыдно, должно быть стыдно. — Миссис Мэнтон старалась говорить строго, но напоследок и у нее дрогнул голос. Ей тоже, как вдове Лаури, пришлось сесть возле плиты. Так они сидели вдвоем, обе, как в тумане, в дыму от плиты Нэн Хоган, тихо плакали и вытирали фартуками глаза.

— Я была здесь, когда несчастья одно за другим стали сыпаться на нее, но никогда не думала, что дойдет до такого.

— Он сказал, когда должна прийти карета?

Они перешептывались, словно в ожидании некоего кошмара.

— У меня не хватило смелости спросить.

Карета Дома призрения прогрохотала по деревне, когда уже начало смеркаться. Однако потребовалось бы больше, чем милосердие ночи, чтобы скрыть ее уродство. Неряшливый, неухоженный тупица, который ее вез, казалось, осознавал тяготы своего положения. Он был бедно одет, сидел как-то неловко на своем кучерском месте и кнут держал в руках так, что он вот-вот должен был упасть на землю. Карета была черной, тяжелой и кренилась то в одну, то в другую сторону, как корабль, потерявший по дороге балласт, короче говоря, это была темная закрытая повозка с дверью сзади. Оглобли лежали на плечах лошади, словно упряжь подобрали не по размеру, и лошадь была слишком маленькой для подобного транспорта. По всей дороге люди стояли молча, дети испуганно прятались в домах, потому что они наслышались таких ужасов об этой карете за день, что она была для них страшнее Всадника без головы.

Миссис Мэнтон и вдова Лаури издалека услыхали скрежет колес. Они засуетились, заговорили громче обычного, зашумели, стараясь заглушить громкое приближение кареты для Нэн Хоган. Но она тоже слышала мрачный скрежет. И не произнесла ни слова, лишь взгляд ее единственного глаза теперь не отрывался от маленького окошка в ожидании тени, которая промелькнет мимо. Наконец она появилась — темное пятно в сумерках. С несколькими мужчинами пришел и Тим О’Халлоран; все двигались нарочито бесшумно и разговаривали полушепотом. Миссис Пол Мэнтон и вдова Лаури готовили Нэн к путешествию, разговаривали с ней нарочито весело, как вдруг миссис Пол Мэнтон всплеснула руками и бросилась прочь из дома Нэн Хоган. Вдова Лаури не сумела скрыть дрожь в голосе, но постаралась сделать бегство миссис Мэнтон как можно менее заметным, однако Нэн была на редкость внимательна ко всему, что происходило вокруг нее. Едва заметная улыбка появилась на ее лице, когда она увидела, как миссис Мэнтон взмахнула руками и убежала. Но она больше ничем не выдала своих чувств, и мужчины в полном молчании отнесли ее в поджидавшую карету, почти незаметную в темноте. Мужчины шаркали ногами о землю, и Нэн видела смутные фигуры своих соседей, собравшихся вокруг ее дома.

— Заприте дверь, — приказала она своим хорошо знакомым голосом. Несколько человек бросились к дому, отыскали ключ и заперли дверь на замок.

Вдова Лаури сказала одной из женщин:

— Вот вам крепость духа! Таких женщин больше нет на всем свете!

— Килбег еще не совсем избавился от Нэн Хоган, — пропел голос Нэн из кареты.

Тим О’Халлоран хлопотал вокруг больной, а вдова Лаури пела свои хвалы, иначе не случилось бы то, что случилось. У входа в дом произошло некоторое замешательство, и ключом завладела одна из женщин — как раз в ту минуту, когда Нэн крикнула из кареты:

— Принесите мне ключ. Я еще не собираюсь с ним расставаться.

Женщина шагнула в направлении кареты и, подойдя ближе, протянула ключ. В следующую минуту тишину разорвал отчаянный крик.

Не кто иной, как Сара Финнесси протянула ключ Нэн Хоган. Килбег так и остался в неведении, сделала она это из вредности или по роковой случайности, ибо сама Сара Финнесси не унизилась до объяснений. Но какой бы ни была причина, Нэн Хоган впала в истерику. Она выла и кричала в карете так, что люди стали подходить ближе. Сара Финнесси швырнула ключ в карету, как в ужасе рассказывали потом, и зашагала к себе домой. Было видно, как Нэн Хоган дерется в карете с женщиной, которая должна была сопровождать ее в поездке. Она сорвала с себя простыни, и было смутно видно, как она прокладывает себе дорогу к выходу. Наконец она достигла двери, прижалась к ней и стала раскачиваться как символ ярости, громко сетуя на судьбу и призывая соседей отнести ее обратно. Тим О’Халлоран умолял Нэн Хоган успокоиться, однако Нэн дралась с яростью отчаяния.

Жители Килбега плотной толпой окружили больничную карету, и Тим О’Халлоран слышал, как они хрипло переговаривались друг с другом. Тим О’Халлоран хорошо знал жителей Килбега. Знал он и о болезненных атаках, предпринимаемых Нэн Хоган, чтобы пробуждать злость в их сердцах, и одно слово любой из стоявших тут женщин или любого из мужчин могло бы привести к настоящему насилию. Он знал, что достаточно одного удара, после чего Нэн Хоган отнесут обратно в ее дом, а от больничной кареты не останется и следа. Настал момент решительных действий. И Тим О’Халлоран повернулся к толпе.