Дмитрий Новиков - Голомяное пламя

– Выливать начинай. Гальюн где, рядом? Вот и отлично, вперед!

– Но я же… Как же? Я же должен буду.

– А ты и так должен, раз подписался. Всем отравленным должен. Мне должен. Давай начинай, а то приколю! – Нужно была хорька взбодрить, иначе затеет ненужные разговоры и плач.

Плач и так начался. Когда полилось первое палево в унитаз. Запах поднялся – выноси святых, грешные останутся. Вообще вся атмосфера подвала стала нереальной какой-то, неземной. Тусклая лампа освещала зеленые, безнадежного цвета стены. Тени метались по ним, как по полю боя. Клубами, дымными всполохами поднимался запах. От него ело глаза, перехватывало дыхание, щипало в носу. Вася то и дело принимался поскуливать, видя свое разорение:

– Да не я же виноват! Не мой товар! Я лишь торговец!

Поскулив, переходил на угрозы:

– Ты не знаешь, с кем связался. Тут люди серьезные. Душу вынут за свое.

– Свое – когда другим не вредит. А так – ничье. Работай давай.

Гриша сначала сидел да подгонял нерадивого, потом сам помогать принялся. Вдвоем быстрее дело пошло. Но хоть и вместе работали – попугивать хорька не забывал. Расслабишься, потом в рабочее состояние труднее заново вгонять.

– Позвони-ка ты домой, скажи жене – ревизия сегодня у тебя. Есть жена-то?

– Есть жена, и дети есть. А ты нас хлеба лишаешь.

– Давай звони, оголодавший. Сам должен думать был, за что брался.

Так до утра и провозились. Пустые бутылки ставили обратно в ящики, те громоздили у свободной стены. В перерывах, когда работать сил уж не было, Гриша заставил продавца две бумаги написать:

– Значит так, пишешь заяву в ментовку на торговлю паленой водкой. Написал? Молодец. Давай сюда, пусть у меня полежит, чтобы ты не дергался особо. А теперь – расписку, что за товар деньги с меня получил. Это для твоих слонов, если брыкаться вздумаешь. И ордер приходный пиши на деньги. Вот и ладно. Всё ты понял?

– А я? Как же я разберусь со всем?

– Ты думай, родной. До владельца магазина дорос – значит, думать умеешь. Думай дальше. Решай свою проблему. А я свою решил. Да и ты смотри – людей не жалеешь, так всё и для тебя поворачивается.

Остаток ночи пролетел. Не шутка была – количество пойла шкалило разум. Да и от запахов голова как котел гудела. Наконец закончили. Гриша собрался. Вася выглядел усталым, но мысль какая-то бродила в голове. Гриша забрал бумаги, аккуратно спрятал нож.

– Смотри, я поблизости буду, проверю, что ты понял.

И вышел из затхлости на воздух.

Было темно. Редкие люди спешили по делам. Еще не наступило время утренней суеты. И как же радостно было вдыхать свежий воздух! Как же бодрил легкий морозец после тяжелого тепла! Как сладко было смотреть на звездное небо! Даже с восторгом каким-то необычным, крылатым. Наверное, сказывались пары́ алкоголя, всё еще бродившие в голове.

Я шел по своей земле и не узнавал ее. Везде были русские люди, но чем дальше от Севера – тем непонятнее они мне становились. «Море строит человека», – говорили деды, и я действительно был выстроен им. Красота его и жестокость не оставляли сил на ссоры людские, и не было их. В свободном труде проводили мы дни, в любви – ночи, в желании выжить – шторма, в веселии – праздники. И не хватало ни у кого души на злое. За всю историю Поморья могли вспомнить старики лишь несколько преступных, злых деяний. Один раз оставили работники хозяина карбаса [34]на Груманте и завладели судном. И пойманы были и прокляты. Про то, чтоб мог убить другого человек, – не помышляли мы вовсе. Крепко поп Варламий всех научил. Чтобы украсть – не слышал я ни разу. Все злые русские силы, а их немало в каждом, – уходили на жизнь морскую. Ведь сутками, неделями в морях болтаясь, вернешься, и лишь благодарность Господу вознести мочи у тебя останется. А отдохнешь немного, утихнет море и такое баское станет, что поневоле слеза на глаза набежит. Так и захочется спросить: «Зачем же ты меня вчера крутило-полоскало, светлое? Зачем жилы рвало и душу вдребезги страхом разбивало?» А потом поймешь сам, догадаешься, что вот оно две стороны сущего тебе являет – смертный ужас, врагом насланный, и красоту Божию, жизнь прославляющую. И встанешь, и весело на сердце сделается, ибо в простоте этой истина тебе откроется. Ясен станет мир тебе, и всем людям, здесь живущим, тоже понятен, и не будет вражды между братьями, потому что ни к чему она – бессмысленна, неправильна.

Чем дальше уходил я от Севера, тем больше видел, что не знают, не понимают этого люди. Брат на брата волком рычит, разорвать готовый. Все со всеми не согласны. Простые люди подобрее, начальники – злые как черти. Но начальники-то откуда берутся? Из простых, из своих же. Сколько раз наблюдал я такое – самый униженный, самый слабый, чуть власть и силу почуяв, зверем становится. Будто мстит всем за свою прежнюю униженность. И мысли мудрой в голове нет, что завтра опять всё повернется. И не ему, так детям его страдать придется. Никак не мог я понять свой народ. Тяжело и зло жилось ему, моря не знавшему. Вертелось всё в бессмысленной круговерти, раз за разом открывая новый круг злых неведений. И не хватало у многих сил остановиться, задуматься, вспомнить старое, выйти на свет.