Дмитрий Быков - ЖД (авторская редакция)

— Что ж нам, отстреливаться было, Алексей Петрович? Мишка полез к ним, да они его положили мордой вниз… («Ответят и за Мишку»,— отметил про себя губернатор). Они бумагу предъявили. Сами знаете, мы люди служилые.

Служилые, знаем. Это универсальное местное оправдание для всех, кто не хочет ни за что отвечать. Я и сам до последнего времени был такой служивый: надо пороть — порол, дезертиров ловить — ловил, и правильно. Что будет, если служивый забудет службу?

— Но могли вы хоть сказать, чтобы они не свинячили так?

— А кто видел? Нас всех услали вниз, в служебку, там мы и пересидели, пока они тут… Хрюничев сам был. Сказал, вам все объяснит и чтобы не злились.

— Ну, объясню я ему и сам кое-чего…

В окнах Григория не было света. Губернатор взбежал на третий этаж, за ним тяжело топотал телохранитель.

Бороздин готов был застать полный разгром, выломанную дверь, а то и труп, чем черт не шутит,— но дверь была заперта; на первый же звонок отозвался испуганный Григорий.

— Да?

— Откройте, свои.

Григорий приоткрыл дверь.

— Вы один?

— С телохранителем.

— Входите.

— Аша где?

— Здесь, в кухне.

— Чего вы без света сидите?

— Была мне охота лишний раз светиться… Я весь день боюсь, что за ней придут. В местных новостях объявили приметы. Я вашу машину услышал, потому и отозвался.

— Почему приметы? Что сказали?

— Сказали, по подозрению в покушении на губернатора.

— На меня?

— А что, вы уже не губернатор — после поездки? Разжаловали?

— Попробовали бы они,— сказал Бороздин, хотя и без особенной уверенности.

Они прошли в кухню. Аша сидела у стола на шаткой табуретке, уронив руки. Весь ее вид выражал тупую, странную покорность — губернатор никогда не видел ее такой.

— Сняли?— спросила она тихо.

— Да почему сняли, так, вызывали по рутинным вопросам…

— Ты не ври про рутинные. Они тебя вызывали, чтобы без тебя меня тут… Ты другое скажи: куда думаешь деть меня? Меня теперь быстро надо отправлять отсюда, они все приметы сообщили.

— Где жена?— спросил Бороздин у Григория.

— Жену я отослал. Нечего местным про это знать. Я так понимаю, что на нее зуб не только у ваших, но и ее собственной родни. Так?— обратился он к Аше. Она молча кивнула.

— Слушай,— Бороздин не выдержал и сел на пол, прислонившись спиной к древнему холодильнику.— Скажи ты мне русским языком: чем ты им так мешаешь?

— Им не я мешаю,— устало сказала Аша.— Им дитя мешает.

— Что такого сделает это дитя?

— Никто не знает этого. Пророчество есть. Если древнего северного рода начальник спознается с девушкой древнего рода волков, плод их погубит весь мир, разорвет круг, и начнется то, чего еще не было. Или если южного рода дева полюбит мужчину из волков, то же самое будет. Этим, кто пришел,— захватчикам,— все у нас можно, одно нельзя. Нам нельзя, чтобы мы их любили. Владеть — пусть владеют, а тяжелеть нам от них нельзя. Волкам нельзя с захватчиками. Если от них родится что, то от этого человека выйдет начало. Это у вас говорят — конец, у нас нет такого слова. У нас говорят: начнется начало. Тогда никакой нашей жизни не будет. Чтобы начала не допустить, мы всю жизнь настороже. А вот не устерегли. Я же не знала, какого ты рода. Да я и не думала, какого ты рода. Любила я тебя очень, и теперь люблю,— говорила она спокойно, но у губернатора по коже побежали мурашки.

— Аша! Когда, в какие времена власть руководствовалась пророчествами?!

— Во все времена,— тихо заметил Григорий.— В Риме гадали по внутренностям, чем вы лучше Рима? И в пророчестве этом, кстати, глубокий смысл. Как только местное начальство полюбит свой народ, вся эта канитель кончится и начнется нечто совсем другое, только никто из этого начальства уже не уцелеет. Им же не надо, чтобы что-то начиналось,— понимаете? Их устраивает эта вечная русская жизнь, какая она есть. А от вас может что-то такое родиться. Я в это верю вполне. Вы же славный малый, губернатор. Приличия знаете. Вам не место на госслужбе, я вам еще когда говорил. Вам одного не хватает — немного самодостаточности, этого, знаете, доверия к судьбе… Так у вашей пассии этого хоть отбавляй. Короче, от вашего союза вполне может получиться человек, с которого здесь начнется нормальная жизнь. Если, конечно, вы спасетесь — в чем я крепко сомневаюсь. У меня вам оставаться нельзя, я не святой. Если вас у меня найдут, мне выйдет полное начало. На меня кое-что есть, вы знаете.

— Ладно, ладно,— поморщился губернатор.— Пока еще я первый человек в крае.