Дмитрий Быков - ЖД (авторская редакция)

— Я не верю, я знаю,— почти беззвучно ответила она.

— Ты полетишь со мной.

— Никогда. Они меня прямо там заберут.

Господи, как в них укоренился страх, что заберут, подумал губернатор. А с другой стороны, что еще с ними тут делали?

— Хорошо. Что ты предлагаешь?

— Прямо сейчас в Дегунино меня отправь. Или на поезд посади, или машину дай.

— Где твое Дегунино?

— От Курска будет километров двести, но там петлять надо. Я дорогу знаю.

— Если там действительно боевые действия, ты никак туда не попадешь.

— Я-то попаду,— сказала она, глядя в сторону.— Я туда всяко попаду. Мне лишь бы по дороге никто зла не натворил.

— Что, могут?

— Ой, могут. Все уж знают небось. Наша почта быстрая.

— Я сам отвезу тебя.

— Далеко везти, губернатор. Тебе нельзя отлучаться настолько. Ну, а скажут мне, чтоб я в горы шла? Ты куда денешься — со мной пойдешь?

— Ничего тебе не скажут, брось глупости.

— Ладно, не о том речь. Как ты отправишь меня?

— Мне сейчас надо вылетать, самолет выслали. Я тебя отправлю, когда вернусь, а пока ты здесь пересидишь под охраной.

— Нет!— крикнула она.— Здесь я ни под какой охраной сидеть не буду. Здесь без тебя что угодно сделают. Есть у тебя в городе где прятать меня?

— А у своих тебе негде пересидеть?

— К моим мне нельзя теперь, я для своих теперь зачумленная.

— О черт.— Губернатор принялся лихорадочно одеваться. Прятать Ашу ему никогда не приходилось, да и не от кого было. Черт бы их побрал с их древними поверьями. И тут он вспомнил о Григории — безобидном местном алкаше, не из туземцев, который приторговывал изделиями местных промыслов и пару раз консультировал губернатора по истории края, когда требовалось выступать на городских праздниках. Знания у Григория были самые поверхностные, о волках он только слышал и личным знакомством похвастаться не мог, но город и его окрестности знал, как свои пять пальцев. Как его занесло в эти края — никто толком сказать не мог; сам он смутно намекал, что жил когда-то в Москве и работал на расхазаренного впоследствии олигарха; «расхазаренный» — был его собственный неологизм, по аналогии с раскрестьяниванием и расказачиванием. Еще до того, как олигарх был взят к ответу со всей семьей, пиарщик бежал в леса: закатиться в Сибирь, в щелку дальнего и темного округа, представлялось ему единственным спасением, и он не ошибся. Его, быть может, искали в Москве, а может, он преувеличил опасность,— но в Сибири ему жилось славно, он взял в жены туземку из простых, полуграмотных и по-гогеновски смуглых, с блинообразным, но не лишенным миловидности лицом; жил на окраине, в разваливающейся хрущобе, работал на разбитом рядом с нею огороде, печатался за копейки в местной газете — словом, вел нормальную жизнь провинциального интеллигента, отличаясь от такого интеллигента только тем, что было у него кое-что припрятано с пиаровских времен. Губернатор любил пообщаться с Григорием, потому что больше разговаривать в городе было особо и не с кем — а тут все-таки столичный житель, вращавшийся некогда «в кругах». Удивительней всего в бывшем пиарщике была его бытовая непритязательность: судя по его рассказам, он должен был привыкнуть к роскоши,— но то ли в профессиональный кодекс людей его круга входила полезная способность быстро привыкать и отвыкать, приспосабливаясь к любым обстоятельствам, то ли он так уж был рад уцелеть, что и хрущобу на сибирской окраине считал счастьем. По всему выходило, что Григория напугали крепко; его олигарха расхазарили уже в те времена, когда нефть не была никому особо нужна, и потому отбирать ее не имело смысла — сами отдавали, приплачивая; но дело было, как всегда, не в нефти, а в показательном наказании зарвавшегося хазара. О том, что с ним сталось, Григорий умалчивал, да и губернатор знал не больше — с укреплением вертикали на нижних ее этажах все меньше узнавали о том, что делалось на верхних. У Григория Ашу точно никто не стал бы искать: он умудрился так хорошо закатиться в щель, что о нем в самом деле забыли. Он и губернатору не раз советовал поступить так же: «Погодите, сейчас всех будут менять, дойдет и до вас. А если вы просто так отползете в сторону, вашего отсутствия в первый год никто и не заметит. Поставьте за себя хоть Никиту — он этикет знает. Помяните мое слово: сейчас уже ничего никому не нужно, кроме как сажать. Иначе государство просто не прокормится. Оно тихо жрет само себя, и вас обязательно схарчат — потому что надо же брать и начальство, чтобы народ не возроптал».