Андрей Шляхов - Доктор Данилов в Крыму. Возвращение

– Да, конечно, Владимир Александрович, – Мамлай слегка покраснел. – Никаких поблажек. Никаких любимчиков.

– В середине «нулевых» годов работала в первой больнице молодая и красивая операционная медсестра Аня Минаева. Как и положено большинству красивых женщин, была она не очень-то счастлива в личной жизни, – под чай или кофе секретарша Катя непременно баловала Данилова какой-нибудь севастопольской историей, преимущественно романтического характера. – Парадоксально, но ведь так оно и есть. И был у Ани перспективный производственный роман с хирургом Барбаковым, без двух минут заведующим первым хирургическим отделением. Перспективный в том смысле, что из производственного, когда все происходит только во время совместных дежурств, грозил перейти в настоящий, когда все происходит независимо от рабочего графика и может даже закончиться браком. Аня, как я уже сказала, была молодой – около тридцатника. Острый глаз, твердая рука, высокая грудь, упругая попа, ясная голова… Но с некоторых пор голова, то есть – ум, начала ее подводить. В момент пересчета инструментов и материала.

– Хорошая медсестра еще и очки на докторах пересчитает, – вставил Данилов. – А что? Бывали случаи.

– И вот с некоторых пор после операции начало у Ани получаться на несколько марлевых шариков больше, чем до нее, – Катя сделала небольшую интригующую паузу. – На один, на два, а то и на три. Не каждый день, но частенько. Если недостача – то тут все ясно. Режьте, доктора, по свежезашитому и ищите то, что забыли. А вот излишки…

– Да, – кивнул Данилов. – Искать вроде бы нечего, а нервно.

– Нервно – не то слово, – вздохнула Катя. – За каких-то два месяца бедная Аня из цветущей энергичной веселой женщины превратилась в задерганную истеричку. У нее еще и привычка появилась считать все, что на глаза попадается. Это она так себя проверяла. Доверие к ней упало ниже уровня плинтуса, а еще она начала срываться во время операции на врачей, чем окончательно погубила свою репутацию и свое будущее. Во всех смыслах, и в карьерном, потому что истеричку ни старшей, ни тем более главной сестрой не назначат…

«Я бы с этим поспорил», – подумал Данилов, знавший немало начальствующих истеричек, в том числе и главных медсестер, но вслух ничего говорить не стал.

– … так и в личном, потому что с Барбаковым она поссорилась. В общем, уволилась Аня и больше о себе знать не давала. Вроде как совсем уехала из Севастополя. Судьбой ее никто особенно не интересовался, потому что за два последних месяца она, на нервной почве, со всеми разругалась. Кто-то над ней подшучивал, кто-то успокаивал недостаточно искренне, кто-то, наоборот, был слишком настойчив и под видом утешения пытался в постель затащить. Аня же была девушка с принципами, можно сказать – однолюбка. Кроме Барбакова, ни с кем не крутила. Но дело не в этом. Барбаков вскоре после Аниного исчезновения закрутил новый роман, с дочерью одной из своих пациенток…

– Это, вообще, очень правильное решение – имея больную маму, выйти замуж за врача, – сказал Данилов.

– Гениальное, можно сказать, – согласилась Катя. – Но и не в этом дело. Ну женился и женился – с кем не бывает. Развязка наступила на небольшой больничной вечеринке, посвященной бракосочетанию Барбакова. Анестезиолог Оксана Дерезюк напилась в стельку и, рыдая, поведала миру о том, что это она подбрасывала марлевые шарики Ане, потому что тоже любила и любит Барбакова и хотела таким образом устранить соперницу. С глаз, то есть из больницы долой – из сердца вон. Кто же знал, что Барбаков выкинет такой финт – женится на «посторонней» бабе? Оцените продуманность замысла, Владимир Александрович! Шарики Дерезюк пропитывала фальшивой кровью, которую готовила, смешивая красный и синий пищевые красители. Проносила их в кармане в операционную и, улучив момент, подбрасывала в тазик с грязным материалом.

– Штирлиц отдыхает! – восхитился Данилов.

– Да уж, куда ему до Оксаны, – хмыкнула Катя. – Как и следовало ожидать, на следующий день после гулянки Оксану уволили.

– И правильно, – одобрил Данилов. – Любовь любовью, а режим стерильности в операционной – это святое.

– Что примечательно – мнения сотрудников по поводу Оксаны разделились надвое. Мужчины, особенно хирурги, гневно ее осуждали, а женщины жалели, причем больше, чем Аню. У той хоть производственный роман в анамнезе был, есть, что вспомнить. А Оксана – кругом несчастная. Взаимности не дождалась и вдобавок работы лишилась. Ей тоже пришлось уехать, потому что в Севастополе после такого ее никто из главврачей на работу брать не хотел…