Елена Филон - Только играй

– Мама ждёт фото с уроков по конному спорту. Так что подумай над этим. Я не могу одна обо всем беспокоиться.

– Я уезжаю послезавтра.

– Значит, подумай над этим как можно быстрей, – сдержанно улыбнулась я, обняла Эстер на прощание и выскользнула за дверь, чувствуя себя заново рождённой.

Если честно, я заранее знала, куда отправлюсь. Моё подсознание будто само родило эту мысль в голове в тот момент, когда Вонг объявил время до десяти утра свободным временем; даже территорию коттеджа было разрешено покинуть. И как бы ни угрожали камерами, со мной оператора не отправили. Слышала, правда, Дрейку Кэмерону не повезло – его поездку домой решили запечатлеть.

И вот я стою перед массивной деревянной дверью в «Ноты, струны, два колка» и размышляю над тем, почему все идеи, что рождаются в моей голове, одна безумней другой.

Какая нелёгкая меня сюда принесла?

Парень в чёрной одежде и с максимально замаскированным лицом был на месте. В руках одна из гитар, выставленных на продажу, и, к слову, не самая дорогая, но это не имело никакого значения, потому что любой инструмент в его руках словно обретал собственное дыхание и становился лучшим инструментом на свете.

Прислонившись плечом к одной из витрин, я, закрыв глаза, слушала музыку таинственного незнакомца и вновь переживала эти волшебные чувства.

Кожа покрывалась мурашками, а сердце билось так гулко, словно обрело крылья и изо всех сил стремится вырваться из груди.

Какое сегодня число? Может, и правда гормоны издеваются? А что если я теперь на игру участников шоу буду так реагировать? Это точно ненормально.

Музыка прекратилась, и я открыла глаза. Рука в перчатке лежала на струнах, а вторая на грифе, словно человек устроил себе двухсекундную передышку и сейчас продолжит творить. Но ничего не происходило. Он не двигался. Смотрел на меня.

Я смотрел на неё.

На девушку, что уже во второй раз пришла в музыкальный магазин, в котором я играю каждое утро с момента прилёта в Лос-Анджелес.

Она пришла послушать, как я играю?

Но вот опять: я не могу спокойно этим заниматься, когда вижу её. Пальцы не слушаются и требуют играть вовсе не то, что играл изначально. Все эти унылые композиции, сочинённые не в лучшие дни моей жизни, не подходят её образу. И то, что я испытываю, глядя на эту девушку, вовсе не трепетные чувства и никакого отношения к симпатии не имеют. Я умею отличать одно от другого. И хоть эта девушка, безусловно, красива, не это вызывает мой интерес к ней.

Первое – то, как она смотрит, когда я играю. Она не видит меня, но видит мою музыку. Так ясно, будто она живая. Будто все эти грустные меланхоличные мелодии, кроме которых больше ничего не могу писать, вызывают в ней нечто большее, чем просто восхищение и любопытство.

Хотел бы я и сам понимать, что имею в виду. Но не понимаю.

Это странно. Я уже и забыл, когда кто-либо в первую очередь «видит» мою музыку, а не меня.

Второе – её лицо так невинно…

И её лицо до безумия мне кого-то напоминает! И именно это вот уже во второй раз тормозит мою игру! Даже больше – я знаю, на кого она похожа! И это полнейшее безумство…

Тот парень, которого Джаред с Патриком прозвали чудиком, буквально мужская копия этой девушки. И мне начинает казаться, что я тронулся умом. Потому что это невозможно.

И без того ненавижу этот город. А теперь, когда здесь происходит ещё и нечто необъяснимое, ставящее под сомнение здравость моего рассудка, становится до тошноты невыносимо.

Я был против проведения кастинга в Штатах. Директор Сок настоял, как это обычно бывает. Наши контракты давно уже не такие жёсткие, какими были ещё три года назад. В них отсутствует множество пунктов на запрет чего бы то ни было, но это ни разу не увеличило свободу слова. Он продолжает нас душить и принимать решения не советуясь. Именно поэтому мы здесь, в этом городе, и именно поэтому проходит это чёртово никому не нужное шоу по поиску соло-гитариста в группу, которое я тоже не одобрял. Я собирался сам найти пятого участника.

Так что… как бы ни раздражал меня этот тип по имени Мики Харпер… Каких бы сомнений ни вызывал и ни бесил своей самоуверенностью и никому не нужным остроумием, в чём-то он был прав. С выходом последнего альбома, написанного для нас новым штатом композиторов, Far-between опустились на дно. И мне, так же как и этому смазливому чудику, не доставляет удовольствия выступать на сцене и исполнять галиматью, написанную для нас якобы профессионалами.