Маша Трауб - Продается дом с дедушкой

Этой ночью он тоже мучился, ворочался, вставал, ходил в туалет, открывал и закрывал форточку на кухне, пока Лариса на него не прикрикнула:

– Ты дашь мне поспать? Хватит ходить уже!

Игорь послушно лег и старался не двигаться. Очень хотелось покашлять, чихнуть, высморкаться, но он боролся, терпел – Лариса бы его точно прибила. Хотя что значит «прибила»? Опять из детства, про мать. «Мать меня прибьет», – говорили ребята в школе, если не хотели лезть через забор и драть штаны. «Мать меня прибьет» – аргумент железобетонный, на все случаи жизни. Игорь тоже говорил: «Мать меня прибьет», хотя представить этого не мог. Или вот сейчас: Лариса, как она может его прибить?

Не выдержав неравной борьбы с желанием кашлянуть, шевельнуться, встать попить водички, Игорь уснул.

Проснулся, как выдернули – он вспомнил: Сашка давал ему номер телефона этой Анфисы Ивановны, когда Игорь спросил про отца. Отец исчез, будто его и не было. Сашка знал, где он, и дал телефон.

Игорь тут же вспомнил ту сцену на улице: его отец в обществе какой-то отчаянно молодящейся пошлой тетки ест мороженое и мерзко хихикает. Что ж, раз он хотел иметь рядом такую грудастую Анфису, то так ему и надо. И где он теперь живет? Игорь представил себе засранную квартирку, пропитанную запахом дешевых духов. Отец, который наверняка пьет. А как не пить от такой жизни? Жив, поди. Что с ним сделается? Если бы помер, так Анфиса эта позвонила бы, сообщила. Или если бы оказался в больнице, тоже нашли бы по прописке. Значит, отцу ничего не нужно. Ни единственный сын, ни память о покойной жене. Наверняка Анфиса эта настояла.

Еще два дня Игорь боролся с собой, с собственной памятью, с детскими обидами, жалостью к себе, эгоизмом и острым желанием убедиться в том, что его отец живет плохо, в дрянной квартире, с пошлой женщиной, пьет беспробудно. Вот и правильно! Столько лет над матерью издевался… Расплатился. Отольются кошке мышкины слезки! – мать так всегда говорила. Она верила в неминуемую расплату, в высшую справедливость. Игорь не верил, но сейчас заранее радовался, ликовал – пусть отцу будет так же плохо, как было плохо все эти годы матери. Пусть на собственной шкуре узнает, каково это. Пусть сдохнет на грязной постели. Или нашел себе очередную дуру, которая ему рубашки наглаживает? Ведь весь шкаф выгреб – все рубашки вынес, все вещи, вплоть до любимой чашки. Ничего не оставил. Уходил навсегда. Ну и пусть! Позвонить ему, что ли? Хоть бы раз сам позвонил – спросил бы, как дела? Нет, ему и дела нет!

Надо позвонить, узнать. Надо. Кому надо? Ему, Игорю, не надо. Ларисе не надо. Детям, которые про дедушку знать не знали, – не надо. Или позвонить? Приехать, посмотреть – каково ему там? Насладиться местью. Или не звонить, не теребить, не тормошить? Жить спокойно. Вдруг отец денег попросит? А денег нет, самим не хватает. Может, с Ларисой посоветоваться? Но она точно скажет, что надо ехать – с Сашкой же она общалась. Про его Машеньку все знала. Лариса такая – будет молчать, пока не спросишь. А он и не спрашивал. Вдруг она и эту Анфису прекрасно знает? Нет, не может быть. Ларисе он ничего про отца не говорил. Так звонить или нет?

У Игоря на нервной почве открылась экзема – чесались локти и ноги. Выступили мокнущие, саднящие язвы. Он уже знал: пока не выяснит точно – экзема не пройдет. Так с детства было.

– Анфиса Ивановна? – строгим голосом спросил он.

Чего ему стоило набрать номер – никто не знал. Руки были мокрые, он сжимал трубку изо всех сил, чтобы не выронить. И трубка тоже была мокрая.

– Да, – ответил женский голос, и вовсе не пошлый, не развязный, а даже вежливый и приятный.

– Это из инспекции. Сверяем адреса, – зачем-то начал врать Игорь. – Продиктуйте ваш полный адрес.

Он правильно рассчитал – Анфиса оказалась полной дурой. Не стала спрашивать, из какой инспекции, и послушно продиктовала адрес, который Игорь записал на той же бумажке, карябая под каллиграфическим почерком Комаровского.

Теперь у него был адрес. Так ехать или не ехать? Предупредить? Или заявиться внезапно? Надо было сказать, что он сын. Тогда бы сразу стало понятно настроение.

Может, с Ларисой посоветоваться? Зачем? В конце концов, это его отец. При чем тут Лариса? Игорь решил заявиться без предупреждения. Тортик покупать? А цветы? Зачем цветы? Этой Анфисе? А тортик – отцу? Который изменял жене? Сколько лет, интересно, он изменял? А мать знала? Или догадывалась? Нет, точно не догадывалась. Игорь не помнил ни одного скандала. Значит, отец изменял умело. Что ж за женщина, что согласилась его принять со всеми потрохами? Да с ним же невозможно жить!