Маша Трауб - Продается дом с дедушкой

Стоя у открытой дверцы холодильника, он завтракал, запивая холодные бутерброды холодным же кефиром. И все равно злился. Ну что за дура-то нашлась? Он, сволочь последняя, воспользовался ею, потом нажрался и храпел всю ночь. А она ему бутерброды с кефиром оставляет. Нет, ну полная дура! На что она рассчитывает? Что он из благодарности бросит жену и переселится к ней? Что, больше никому не сдалась? А ему – алкоголику-неудачнику – вроде как все равно, еще счастьем покажется?

Сейчас… Выкурить сигарету и жене позвонить – узнать, как дети, прощупать почву. Если орать не начнет, то можно и возвращаться. Или не звонить пока? Голова и так раскалывается. Жена сразу поймет, что он в запое…

Игорь прошелся по квартире, пытаясь вспомнить, куда мог деть пачку сигарет. Оставил одну на утро. Или даже две. Положил, чтобы утром найти. И куда? Или Люся переложила? Обхлопал все карманы, заглянул зачем-то в сахарницу. И снова подошел к холодильнику – ну точно, наверх и положил. Лежат на холодильнике.

Игорь закурил – блюдце, служившее пепельницей, было чисто вымыто и стояло на подоконнике. Кукушка прокуковала полчаса – уже половина двенадцатого. Ничего себе как вырубило с вишневки! Интересно, из чего ее гнали-то? И похмелье дикое! Все равно что спиртяги нахлебался. Кукушка эта еще – ну как можно с такими часами в доме жить? Раздражает. Если уж вешать, то с боем, а не с кукушкой. Надо будет в романе обязательно описать часы с кукушкой, которые доводят главного героя до крайности и умопомешательства. Но ведь свихнуться можно от этого кукованья! Или нажираться каждый вечер, чтобы не слышать ее!

Нет, пора завязывать. Никаких больше наливок, вишневок, да пусть хоть водки. Вот от пивка бы он сейчас не отказался… Может, сбегать за пивом? Только тогда не вернешься – ключей-то от квартиры у него нет. И только Игорь подумал об этом, как увидел ключи, которые лежали рядом с блюдцем-пепельницей на подоконнике. Но вместо того, чтобы обрадоваться, он разозлился еще больше. Нет, эта секретарша что себе думает? Уже и ключи ему оставила. Уверена, что он вернется как миленький? Дудки! Не на того напала. Да плевать, что она там себе навыдумывала! Сейчас в душ – и домой. Лучше один скандал с родной женой, чем не пойми что с этой девкой, которая уже и ключи ему оставляет. Да она так с каждым встречным, что ли? Отдалась, и сразу – ключи. Неудивительно, что от нее жених сбежал. Кому понравятся такие намеки? Да не намеки, а просто канаты, которыми привязать хочет, выложила. А завтра что? Она ему зубную щетку выдаст и тапочки поставит? Может, еще и рубашку постирает и галстук новый подарит? Эта такая… Эта может… Интересно, сколько раз она такой номер откалывала? На писателей охотится? Знает ведь, чем брать, чем завлечь. А с виду – недотрога неприметная. Хотя вчера она ему красавицей показалась, когда очки сняла и волосы распустила – худенькая, тонкая, ключицы торчат, ножки длинные, грудь детская. Игорь прямо раздухарился – таких женщин у него еще не было. И он прямо героем себя чувствовал. И чуть не плакал от умиления над этими косточками торчащими, впалым животом, острыми коленками. А она его на «вы», в глаза преданно заглядывает, подушку поправляет. Еще и на самолюбие масло льет – как она счастлива, никогда не была так счастлива, как с ним хорошо, да какой он умный, какой талантливый!

Игорь сходил в душ – немного отпустило. Натянул рубашку, от которой уже порядком попахивало, и заглянул в кошелек – хватало только на пиво. Ведь была еще пятерка… Или нет? Ну, и как к жене без денег заявиться?

Игорь прошелся по комнате, еще раз рассмотрел книжную полку. Взял первый том Островского, пролистал и расхохотался: ну конечно, заначка в Островском, где же еще? Не бог весть что. Игорь подумал: может, занять у Люси трешку? Потом, конечно, отдаст. Вот аванс выбьет и отдаст. Трешка – это ведь ерунда, а ему позарез надо. Постояв еще над томиком Островского, Игорь деньги брать не стал, решив, что он пусть и подлец, но совесть у него имеется. Брать деньги у женщины он не будет. Тем более без ее ведома… Совесть твердо говорила: «Нет, положи деньги назад, сволочь!» Однако шестое чувство, жаждущее пива и возвращения домой, призывало написать записку, в которой сообщить, что занял трешку до аванса. Тогда это не будет считаться воровством.

Кукушка прокуковала час. Потом два. Значит, сегодня без котлеток. Люся не позвонила в обеденный перерыв – наверняка обиделась. Хотя на что обиделась? На его храп? Ну и бог с ней! Ей же хуже. Взялась помогать, и только на день ее и хватило? Значит, ошибся он в ней, придумал то, чего и не было в помине.