Екатерина Шпиллер - Про Любовь Одиноких Женщин

Почему-то вспомнилась замечательная Рената Муха:

"Жил Человек на острове в печальном одиночестве.

Детей не знал по имени, но вспоминал по отчеству".

Люди вообще странная порода сапиенсов! Они подчас абсолютно искренне считают, что каждого настигнет его карма, коли он в чём виноват или просто человек нехороший. А идеального товарища, значит, ничего не настигнет? Он никогда ничем не заболеет и будет жить вечно? Смешны и неуместны бывают эти вскрики "Вот я всегда знал, что придёт расплата!" - лет через десять после какой-нибудь обиды на личного супостата, которому вдруг поездом отрезало ногу. Ну, да, человек не из железа и не вечный... Но до этого момента у него было десять безоблачных лет счастья, пока ты, ждавший торжества кармы и якобы справедливости, нервно покусывая ногти, наблюдал за его жизнью, подбадривая себя: "Ну, вот уже скоро, вот уже прям сейчас!", таким образом, будучи отнюдь не вечным и уже став больным и почти старым и потеряв навсегда свой десяток неповторимых лет, которые уже никогда не вернутся,.

Тему возможного ребёнка Лида и Аркадий обсудили с самого начала. Лида не могла разобраться в своих чувствах: вроде бы и надо, вроде бы даже немного хочется, но... её ли это путь, для неё ли материнство? Она какая-то неправильная, наверное, ей вообще, кроме Аркадия, не нужен никто в этом мире. Аркадий же сразу сказал: "Решать тебе... Но ты же помнишь, сколько мне лет. А отец нужен ребёнку сильным и здоровым до его... лет двадцати, как минимум, разве не так? С другой стороны, это стимул! Мне придется стараться изо всех сил". И решили они, что пусть будет, как будет. Никаких особенных мер не предпринимать, не мучиться и не ломать голову, а если случится - значит, так тому и быть.

Случилось. Лиде было уже тридцать восемь, и всё почему-то пошло наперекосяк. В общем, всё получилось как нельзя более печально: ребёнка выносить не удалось, а с гинекологией оказалось настолько всё плохо, что пришлось делать серьёзную операцию, навсегда ставившую крест на возможности иметь детей.

Аркадий не стал рисковать и увёз Лиду в Израиль, чтобы ей всё сделали по высшему разряду, в самых лучших условиях. Лежала Лида в прекрасной палате, оборудованной самым современным и передовым. Бледная, исхудавшая, с бровями, застывшими трагической фигуркой домика. Эти грустные брови заставляли адски ныть сердце Аркадия. Он сидел рядом с женой, держал ее за руку и не уходил из палаты ни днём, ни ночью - для него там была отдельная кровать. Он все время видел Лидины бровки, застывшие в печали. Боже мой, как он жалел её! Как маленького ребёнка, которому больно, плохо и страшно.

Лида смотрела вверх - в свисавший с потолка телевизор, где показывали какую-то местную музыкальную передачу. Вдруг она улыбнулась, бровки дрогнули, немного расслабившись.

- Смотри, Аркашка! - она подняла руку, тыкая пальцем в телевизор. - Тебя показывают! Это же ты, вылитый ты!

Аркадий удивлённо поднял голову: на экране пел красивую песню на иврите седой мужчина с интересным лицом, на самом деле чем-то похожий на него. Аркадий колебался - то ли похож, то ли нет.

- Разлучённый с тобой брат? - продолжала хихикать Лида. - Что ж ты молчал, что у тебя есть еврейские крови?

В этот момент в палату зашла сестра, которая принесла Лиде лекарства. Ничего удивительного не было в том, что сестричку звали Надей и приехала в Израиль она с Украины.

- Наденька, кто это? - спросила Лида сестричку, указывая на экран.

- А, это Шломо Арци, знаменитый израильский певец, - охотно пояснила Надя и вдруг, глянув на Аркадия, воскликнула, всплеснув руками. - Божечки, как же вы с ним похожи, вы не родственники? А я-то всё думала, кого вы мне напоминаете? Оба такие красивые мужчины и так похожи - это не просто так!

Лида расхохоталась от души, и её брови тоже "засмеялись". Аркадий почувствовал сильное облегчение и... огромную благодарность неведомому израильскому певцу. Потом опять внимательно вгляделся в экран: хм, неужели они с этим дядькой действительно похожи? Ну, что ж, мужик интересный, женщинам нравится... Приятно! Спасибо тебе, Шломо. Помог немножко.

Неделей позже они гуляли по тель-авивской набережной. Была зима, море выглядело серым и неприветливым, холодный ветер гонял по нему белые барашки, а заодно изо всех сил путал волосы прохожим, свирепо трепал их одежду и нагло норовил залезть под воротники и простудить. Лида была закутана в тёплый свитер, кофту и длинный шерстяной шарф по самый нос, на голове - кожаная кепка, полностью закрывшая уши, с козырьком, натянутым почти на глаза. Аркадий бережно обнимал жену за талию и вёл, ещё слабенькую, вдоль моря, постоянно приговаривая: "Дыши глубоко, но носом! Вдыхай морской воздух, он целебный. Но рот закрой!"