Анатолий Иванов - Жизнь на грешной земле (сборник)

— Пугает, — хохотнул Савка Керкун.

— Посадите его на коня! — распорядился Ермак.

Один казак схватил за уздцы и подвел к самому дереву коня, другие подхватили пленника, усадили в седло.

— Ты, атаман, даришь мне жизнь?!

— Поезжай к своему князю. И передай ему и другим вашим князьям: мы пришли воевать не с остяками и вогулами, а только с ханом Кучумом.

— Только с Кучумом? — переспросил непонимающе пленник.

— Только с Кучумом, — подтвердил Ермак.

Пленник сполз с коня, двинулся к Ермаку.

— Эй, атаман! — вскричал Александров, рванулся к Ермаку. — А не кинжал ли у него потайной?

Но пленник встал вдруг на колени.

— Тогда здравствуй, мой друг Ермашка.

— Ты… кто?! — оторопел Ермак.

— Я — Игичей. Помнишь, строгановские люди стойбище наше грабили? А ты на помощь нам пришел. Давно было. Я тебя узна-ал!

Приморщил лоб Ермак, вспоминая:

— Стойбище?! Ну как же, вспомнил! Здравствуй, Игичей!

И он обнял вставшего Игичея. Тот заговорил:

— Хан Кучум — чужой в нашей стране. Весь сибирский народ от него кровью плачет.

Все, кроме Кольца, смотрели на эту сцену с недоумением.

Хан Кучум, теперь уже седой и тощий, подслеповато щурясь, восседал на подушках перед горой дымящегося на серебряном блюде мяса, не ел, а посасывал из кальяна. Рядом с ним сидели, отхлебывая кумыс из пиал, еще двое — главный его карача и племянник Маметкул, командующий всеми войсками ханства. Все хмуры и молчаливы.

Перед ними на перевернутом котле лежал человек с задранным на голову остяцким халатом, с окровавленными уже ягодицами, а два ханских палача все равно безжалостно хлестали по ним короткими татарскими плетьми.

Кучум приподнял руку, палачи прекратили истязание, сбросили несчастного с котла. Тот подтянул кое-как кожаные, расшитые бисером штаты, подполз к Кучуму, начал целовать его ноги, обутые в красные бухарские сапоги.

Кучум разжал тонкие губы:

— Последнее слово тебе, князь Бояр. К полнолунию не дашь ясак наш полностью — засеку насмерть. Всем твоим родичам коленные жилы обрежу и в тайге оставлю на корм зверям! Всех детей остяцкого рода брошу на круг, а по кругу коней пущу.

— Великий хан! По моему улусу мор пошел, селения обезлюдели. Дай свою милость, отодвинь маленько ясашный срок…

— К полнолунию! — рыкнул Кучум и махнул рукой. Несчастного остяка схватили за шиворот и поволокли.

Не успел Кучум взять и положить в рот кусок мяса, как дверь снова распахнулась, в ханские покои вошел, почти вбежал человек в ярко-зеленом халате, подпушенном дорогим мехом, безоружный, с перевязанной головой.

— Горе нам, великий хан! — вскричал пришедший, ударяясь лбом об ковер. — Смерть идет! Смерть!

— Не пугай нас! — вскричал Кучум. — Слышали… — Потом более спокойно проговорил: — Дайте ему кумыса.

Тотчас появился откуда-то шустрый слуга с пиалой в руке, подал Юмшану. Тот обеими руками принял пиалу.

— Щедрость твоя, великий хан, не знает предела…

Юмшан выпил кумыс до капли.

— Теперь говори спокойно, славный князь Юмшан. Сколько врагов идет?

— Их — тьма. Они плывут на больших лодках… Бьют огненным боем. Гром слышу, а стрел не вижу… Вот… — Юмшан ткнул пальцем в свою окровавленную повязку.

— Ладно, ступай. Глупца и на верблюде собака укусит, — проговорил Кучум, когда они остались втроем с Маметкулом и карачей. Некоторое время молчал. Лишь громко булькала вода в его кальяне. — Что скажет славный воин Маметкул? — спросил наконец Кучум.

— Если Ермак-атаман возьмет Кашлык, великий хан, все будут считать, что он завоевал и ханство. Путь Ермаку в твою столицу надо преградить.

— Как?

— Кашлык можно взять только со стороны урочища Подчеваш. Но если там устроим засеку, казаки не пройдут.

— У них огненные пищали, Маметкул, — сказал Кучум.

— Но казаков немного, великий хан. Страх застлал глаза князю Юмшану. Мои лазутчики донесли — их всего пять или шесть раз по сто. Мы, укрываясь от их боя за деревьями, многих перебьем стрелами, остальных изрубим саблями…

— У нас воинов пока тоже мало. Лучшие войска воюют с русским царем под Чердынью. А чтобы нас было больше, прикажи, хан, всем твоим улусникам прибыть к тебе с воинами немедля. И принять у них перед битвой шерть на крови.

— А что скажет мой карача?

— Я скажу, великий хан, что подпускать врагов к Кашлыку опасно. Надо встретить их далеко… еще на реке Туре.

— Тура вливается в Тобол. А на Тоболе-реке стоит городок уважаемого Карачи, — усмехнулся Маметкул. — И карача боится, что Ермак-атаман по пути к Кашлыку разграбит его городок.