Анатолий Иванов - Жизнь на грешной земле (сборник)

Маша Дмитренко была девчонкой несмелой, застенчивой, а после пожара стала какой-то пугливой. Большей частью она таилась от всех по укромным уголкам, готовилась там к урокам, читала книжки или просто сидела и задумчиво смотрела куда-то перед собой. Руки она по привычке прятала под фартук или под платок. Буквально за секунду до того зловещего мгновения, как лопнуть лампе с бензином, она положила обе ладони на лицо и стала тереть слипающиеся от усталости глаза. Этим она спасла себе лицо и зрение, но тыльные стороны ладоней, опаленные пламенем, взялись сплошными волдырями. «Господи! — без конца повторяла ее мать, смазывая руки дочери каким-то жиром. — Да ведь есть ты, есть на небушке! Спасибо тебе от нас, горемычных. Каково бы девке без глаз-то… А язвы на руках заживут, доченька, и опаленные волосы отрастут».

Наполовину сожженные волосы отросли, и язвы на руках зажили, только от солнечных лучей тыльные стороны ладоней каждую весну покрывались белесыми пятнами. Поэтому Маша и привыкла прятать руки от солнца, а заодно и от людей.

Перед концом войны, зимой сорок пятого, учась еще в восьмом классе, Маша вдруг обнаружила, что она красива и что сидящий на задней парте Ленька Сапожников начал оказывать ей различные знаки внимания — то на уроке пульнет бумажным катышком в нее, то на перемене плечом ненароком заденет… А как-то сказал: «Слушай, попроси у меня чего-нибудь». — «Зачем?» — удивилась она. «Ну, так! Ты попроси, а я сделаю для тебя». — Ну, ладно… — и, поковыряв носком валенка снег, проговорила: — Достань мне книжку одну почитать. «Три мушкетера» называется». — «Сделаю», — сказал он. «Ой, не хвались! Где ты ее достанешь?!» — «Не знаю. Буду искать».

В те суровые военные годы художественной литературы было мало, а о «Трех мушкетерах» просто ходили легенды — не то у кого-то в деревне есть эта книга, да владелец держит ее под замком, не то составлена на книгу такая очередь желающих почитать, что последним придется ждать до глубокой старости. Поэтому Маша не поверила Ленькиному обещанию, а со временем забыла даже об этом разговоре.

Сапожников жил с родителями на той же улице, что и Чернышовы с Дмитренками, только в дальнем ее конце, на самом краю деревни. С Валвкой Чернышовым, учившемся на класс вперед, они дружили с давних пор, и с давних пор было установлено, что Ленька, идя в школу, громким свистом вызывает из дома своего дружка. К этому сигналу привыкла и Маша, она хватала облезлый портфель, выбегала одновременно с Валькой на свист, и так втроем из года в год — и когда Маша жила еще в своем доме, и после пожара — они и ходили в школу.

Но однажды многолетний, установленный когда-то сам собою порядок нарушился. На привычный сигнал Валентин вышел в тот день чуть попозже Маши Дмитренко. Стоял конец апреля, день был солнечный и веселый, отовсюду уже лезла зелень. Когда появился Валентин, Сапожников Ленька передавал Маше какую-то толстую книжку без обложки, с разлохмаченными страницами. «Ой, спасибо, Лень, я прочитаю быстро, нисколько не задержу», — говорила радостно Маша.

Валентин подошел хмурый, молча взял из рук Маши книгу. «Три мушкетера» это, — радостно сказала она. — Полгода мне ее Леня доставал». — «Вижу, — сказал Валентин. — То-то побежала ты… Я еще подумал: как бы не запнулась». — «Чего?» — произнесла она, чувствуя, как уходит из души только что возникшая там радость. «Ничего. Четвертый, гляжу, мушкетер объявился», — ответил Валентин, отдал Маше книгу, повернулся и пошел.

Он шел вдоль улицы, не оглядываясь, Леонид и Маша растерянно топтались на месте, у Маши глаза переполнились слезами. Она чувствовала, что Валентин чем-то оскорбил и ее и Леньку. И надо было ему соваться именно сейчас с этой книгой! «Возьми ты ее назад, не надо мне!» И она сунула растрепанную книгу в руки Сапожникова. Леонид взял ее молча, только в глазах его заплескалась боль. «И еще я, еще я, дура несусветная, обидела вот Леньку!» — мелькнуло в ней. Сознанием она понимала это, но остановиться не могла, прокричала ему в лицо: «Отвяжитесь вы от меня! И ты, и он… Отвяжитесь!» И, зарыдав, убежала обратно в дом.

А Ленька, постояв немного в одиночестве, двинулся прочь. Но пошел не в школу, не домой, а так, неизвестно куда. Свернул в ближайший переулок, вышел на соседнюю улицу, пошагал на окраину деревни, неся в одной руке сумку с учебниками, а в другой злополучных «Трех мушкетеров».

Это была первая размолвка между ними тремя. И сейчас Мария Ивановна, идя рядом с мужем и Чернышовым вдоль улицы, на которой прожила всю жизнь, вдруг вспомнила все это. Нет, никаких чувств, кроме дружеских, меж Марией Ивановной и Чернышовым давным-давно нет, все затушило и затерло безжалостное, а может и мудрое, время, она нашла единственное свое счастье с Леонидом Сапожниковым. «А вот Чернышов Валя, — с грустью подумала она, — не нашел его со своей Ниночкой, Ниной Васильевной, и он, несмотря на свою громкую славу и благоустроенную жизнь там, в Москве, в сущности, никем не любимый и несчастный человек».