Лара Шапиро - Маленькая девочка

– Хорошо, я пошла.

– Куда?

– Принесу из ресторана пару банок пива, они нам понадобятся… после всего.

– Расслабься, – сказал Петруха и ушёл.

На следующее утро, когда она вошла в ресторан и Олег Кошевой опять попытался неудачно пошутить: «Ну здрасьте, пионерка пришла», Петруха медленно и весомо произнёс: «Оставь. ЭТУ женщину даже я боюсь». До сих пор Лара не может понять, что побудило его тогда так сказать, но эта фраза, одна эта фраза изменила всё. Против авторитета Петрухи не шёл никто.

Сначала они «изучали объекта». «Сидите в купе и не светитесь своими бандитскими рожами, – сказала Лара. – Давайте сначала я попробую, без мокрухи». И она шагнула в купе к объекту.

– Здрасьте, – сказала она, напуская на себя всю наивность девятнадцати лет. – Мне скучно, можно посидеть с вами?

Человек с кейсом оживился, охрана встретила настороженно. Но Лара, включив всё своё обаяние и актёрское мастерство, травила анекдоты, шутила, смеялась, наливала вино и обвораживала их такими ангельскими взглядами, что не оставила никакой возможности подозрения («Как хорошо, что это вино и они уже не так трезвы, – думала она. – В следующий раз нужно будет просить что-нибудь поприличнее, а не заниматься самодеятельностью и покупать клофелин на китайском рынке».)

Вскоре все уснули, кроме одного охранника, который упорно не хотел пить. Но по команде Лары его оглушили сзади, скрутили и оставили в тамбуре, а Лара уже передавала кейс Петрухе.

– ДяпдоякаК моыс т ея д, е тмы в хпоореозшдео изнуа не ашс ь е сфтрьа внрцеумзяс. кий. Поучи меня,

– Же сви ля фий де круа. Же сви де круа ля фиет. Пранд амуа. Лянтре амуа [2].

– И это мой дядя! Ты чему меня учишь?

– А ведь никто не верит, что ты моя племянница, все думают, что любовница, – говорил 36-летний Константин Валентинович 20-летней Ларе по приезде в вахтовый посёлок Нижневартовска.

– Мне всё равно. Ты мне лучше скажи, зачем ты молоко канистрами покупаешь?

– Ванны тебе принимать, Клеопатра ты наша…

– A-а-а. А сейчас ты что делаешь?

– Да у тебя набойки на туфлях износились, а туфли хорошие… кожа хорошая. Вот я тут серебро нашёл (на дороге валялось, дело было в Нижневартовске), решил тебе набойки на туфли сделать. «На коленках» кую. В её глазах дядя Костя имел много странностей.

– Константин Валентинович, ты бы мне лучше наборчик [3]какой… Ты же специалист по этой части…

– Наборчики у всех есть. А вот серебряные набойки…

(Серебро – металл мягкий, через месяц нужно было новые набойки ставить.)

– Слушай, я тут посчитал на досуге, это не так уж дорого, можем позволить…

– Чего опять?

– Ванну с шампанским тебе.

– Дядя Костя, оставьте свои «изобретения», меня молочные ванны вполне устраивают. Сами плавайте в своём липком шампанском.

– Ну ладно-ладно. Не сердись. Я пошутил. Сядь поешь лучше.

– А что это?

– Лососина. Тушёная. Сам делал. Угощайся.

– Дядя Костя, ну я же вегетарианка…

– Рассержусь…

– Ладно, давай. М-м-м-м…

– Вот видишь, как вкусно. Мясо лососины. А человеческое мясо ещё вкуснее – СЛАСТИТ.

– И много вы в своей жизни человечины съели, Константин Валентинович?

– Ладно, не ворчи. Пойдём ножи метать. Видишь, как нож ровненько, ЛЕГКО в пенопласт входит?

– Ну?

– А в человеческое тело он входит ещё легче – как в масло.

– И много вы ножей пометали в человеческие тела, Константин Валентинович?

– А ты не спорь со старшими. Ты вот мотаешься по всей России одна, а что ты можешь? Вот подойдёт к тебе какой-нибудь хмырь, потащит тебя к себе домой, и что ты будешь делать? Милицию звать? А он скажет: «Это моя жена, загуляла, семейные обязанности не выполняет, есть не готовит, вот я её и веду домой». И что ты будешь делать? У нас в городе конфетная фабрика есть. Там девочки молоденькие, пятнадцать-шестнадцать лет, подрабатывают. Понятное дело, конфеты таскают. А менты тут как тут, сразу цап под ручки – и в участок. Нагонят жути про тюрьму и загубленную молодость, а потом имеют девочку всем хором, чтобы «от тюрьмы отмазать». Вот попадёшь в участок – и тебя поимеют. Всем хором. Ты читала, что у нас в городе недавно случилось? Двух девчонок похитили, привезли в свой дом, раздели догола и посадили на цепь, на веранде, зимой. И имели всем хором. Издевались, избивали. Одна через неделю умерла. Замёрзла. А другой каким-то образом удалось с цепи сбежать. Едва жива.