Лаура Хилленбранд - Фаворит. Американская легенда

В выходные, 8 и 9 мая 1926 года, Чарльз Ховард вместе с Фанни Мэй отправились в Дель Монте на открытие новой гостиницы. Их пятнадцатилетний сын Фрэнки остался дома, в Риджвуде. Рано утром в воскресенье Фрэнки взял один из старых грузовичков отца и поехал с парой друзей на рыбалку. Около девяти утра они с большим уловом возвращались обратно на ранчо. Проезжая по ущелью всего в двух милях от дома, Фрэнки заметил на дороге большой камень и резко свернул в сторону, чтобы объехать преграду. Переднее колесо съехало с дороги, машина накренилась, и Фрэнки не справился с управлением. Грузовик перевернулся и рухнул на дно ущелья. Свидетелей этой аварии не оказалось.

Друзья Фрэнки очнулись на дне ущелья, их выбросило из машины. Рядом вверх колесами лежал грузовик. Бросившись к нему, мальчики увидели приятеля, придавленного обломками. Ребята побежали на ранчо и рассказали старшему работнику о трагедии. Но рядом с Риджвудом больниц не было. Ближе всего жил местный врач доктор Бэбкок. У него в доме было несколько лишних коек – на случай, если кто-нибудь из местных лесорубов получит травму. Работник спешно привез Бэбкока на место аварии. Врач пробрался через обломки машины и попытался привести Фрэнки в чувство. Но было уже слишком поздно. Когда Ховард вернулся из Дель Монте, ему сообщили, что сын погиб: у него был сломан позвоночник и разбита голова {40}.

Раздавленный горем Ховард впал в депрессию и на долгие месяцы заперся в Риджвуде. Безутешный отец хотел как-то увековечить память о сыне. Доктор Бэбкок, приехавший поддержать Ховарда, предложил построить в Уиллитсе больницу. Ховард ухватился за эту идею. Он оплатил все расходы по строительству и распорядился снабжать больных фруктами, овощами и мясо-молочными продуктами с ранчо Риджвуд. Первый камень на строительстве больницы был торжественно заложен в 1927 году. А уже в 1928 году доктор Бэбкок возглавил современную, великолепно оснащенную, мемориальную больницу имени Фрэнка Р. Ховарда. Чарльз Ховард до конца жизни был членом совета директоров этой больницы.

Он так никогда и не оправился после смерти Фрэнки. В его кабинете в Сан-Франциско висел большой портрет сына. Спустя много лет Билл Николз, юноша, который пришел устраиваться на работу, как-то спросил Ховарда, не он ли изображен на портрете. «А он похож на меня?» – спросил Чарльз. Николз ответил, что похож. Когда он посмотрел на Ховарда, у того по щекам бежали слезы {41}.

В двадцатых годах Калифорния была не тем местом, где мог разгуляться человек, жаждущих развлечений. В Америке был объявлен сухой закон, азартные игры тоже были под запретом. Мужчинам было запрещено проводить время с женщинами, и из-за запрета танцев в кабаре даже посмотреть на женщин было негде. Если человека заставали в гостиничном номере в обществе женщины, не состоящей с ним в браке, его имя вносилось в специальный список общественного порицания, публикуемый в газетах. По воскресеньям все учреждения были закрыты. Единственным местом, куда можно было пойти, стала церковь. Там приходилось выслушивать бесконечные предостережения по поводу алкоголя, азартных игр, танцев и распутства. После того как проповедники нагоняли страху на паству, они переходили к теме «дороги в ад». Так называли проселочную дорогу, которая вела на юг от Сан-Диего. В конце этой дороги расположился городок Тихуана, «город греха», место, где всем названным богомерзким порокам – и многим другим тоже – можно было предаваться открыто.

Невозможно представить себе лучшей рекламы. Каждый день тысячи американцев устремлялись к мексиканской границе.

При таком зловеще-соблазнительном названии дорога, ведущая к Тихуане, не производила особого впечатления. Можно было бы ожидать, что «дорога в ад» будет широкой, прямой, хорошо вымощенной. На самом деле это была обычная грунтовая проселочная дорога, петлявшая среди зарослей древовидной полыни. В некоторых местах дорога становилась настолько узкой, что по ней могла пройти только одна машина. Дорога вела к мелководной реке, по которой и проходила граница. Если путешественники шли пешком, они могли перейти реку вброд, а на другой стороне нанять повозку, запряженную осликом. Если же путешествовать на колесах, то можно было пересечь реку по хлипкому на вид мостику и дальше ехать до самой Тихуаны.

В этом городке и вправду было что-то порочное. Еще недавно обычный сонный поселок, Тихуана быстро приспосабливалась, готовая предоставить жителям Калифорнии все греховные удовольствия. В Тихуане в неограниченных количествах можно было найти запрещенные к северу от границы развлечения. Во времена сухого закона треть всего бизнеса вращалась вокруг алкоголя, включая самый длинный бар в мире (73,5 м) в клубе «Мехикали». В скромном Сан-Диего запретили кабаре, а в Тихуане девицы задорно задирали ножки в залихватском канкане. Когда в Калифорнии закон запретил боксерские поединки, на улицах Тихуаны в изобилии устраивались жесткие спарринги. В Тихуане можно было жениться где угодно и в любое время: предприимчивые брачные посредники хвостом ходили за любой американской парой, предлагая им дешевые брачные церемонии. Тем, кто отклонял подобные идеи, предлагали быстро оформить развод. Одиноких мужчин зазывали посетить один из борделей, в изобилии процветавших в городке. В городе круглосуточно работали все увеселительные заведения. В 1929 году, когда наступила Великая депрессия и откровенная бедность пришла на смену прежней умеренности, в Тихуане старались снизить цены на товары и услуги, чтобы туристы с севера, прогуливаясь по Авенида Революсион мимо магазинчиков, обшитых дешевыми досками, могли себе позволить «жить на широкую ногу» во всех возможных смыслах: лобстеры на обед, хорошая выпивка, хорошее обслуживание, танцы {42}. Городок, казалось, располагал к этому. Бывший жокей Уад Стадли вспоминает, что видел, как грузовик с мексиканскими солдатами остановился где-то посреди пустыни, из машины вывели человека, подозреваемого в изнасиловании, велели ему бежать и стали упражняться в меткости стрельбы по движущейся мишени {43}.