Дон Делилло - Ноль К

Снова и снова слышу слова, которые говорят мне о чем-то. Все время одни и те же слова, они уходят, потом возвращаются.

Но осталась ли я, кем была.

Она пытается понять, что с ней произошло, и где она, и каково это – быть той, кто она есть.

Чего-то жду, но чего?

Только ли здесь и сейчас я есть. И что произошло, как это со мной сделалось.

Она и первое лицо, и третье.

Я здесь, и другого “здесь” нет. Но где “здесь”. И почему только здесь и больше нигде.

Чего я не знаю, прямо здесь, со мной, но как я могу это знать.

Я кто-то, или это слова заставляют меня думать, что я кто-то.

Почему я не могу узнать больше. Почему только это и больше ничего. Или надо просто подождать.

Она способна сказать, что ощущает, и в то же время она субъект вне ощущений.

Может, только слова и есть. Может, я лишь слова.

Слова хотят мне что-то сказать, есть такое ощущение, но я не умею слышать.

Я слушаю, что слышу.

Я слышу только то, что есть я. Я состою из слов.

Так и будет продолжаться.

Где я. Что за место. Знаю, каково ощущать себя где-то, но не знаю, где это.

Что я понимаю, приходит ниоткуда. Я знаю, что понимаю, только когда это говорю.

Пытаюсь стать кем-то.

Инволюция, дрейф сознания.

Кое-что почти знаю. Кажется, вот-вот что-то узнаю, но этого не происходит.

Чувствую, есть что-то вне меня, принадлежащее мне.

Где мое тело. Знаю ли я, что оно такое. Знаю только слово, оно пришло из ниоткуда.

Знаю, я внутри чего-то. Я кто-то и я внутри того, в чем есть.

Может, это мое тело.

Может, оно и позволяет мне быть всем, что я есть, и знать все, что знаю.

Я нигде, потому что не знаю и не чувствую, где я.

Попробую подождать.

Все, чего я не знаю, прямо здесь, со мной, но как я могу это знать.

Я кто-то, или это слова заставляют меня думать, что я кто-то.

Почему я не могу узнать больше. Почему только это и больше ничего. Или надо просто подождать.

Она живет в жестких границах своего “я”.

Может, только слова и есть. Может, я лишь слова.

Остановятся когда-нибудь эти мысли. Мне нужно знать больше, но остановить их тоже нужно.

Пытаюсь понять, кто я есть.

Но осталась ли я, кем была, и знаю ли, что это значит.

Она и первое лицо, и третье, и соединить их никак невозможно.

Остановить этот голос – вот что мне нужно.

А что потом. И как давно я здесь. И все ли время тут или лишь незначительное.

Может, все время еще впереди.

Разве нельзя перестать быть тем, кто я есть, и стать никем.

Она остаток, все, что сохранилось от личности.

Я слушаю, что слышу. Я могу слышать только то, что есть я.

Я ощущаю время. Я есть все время. Но не знаю, что это значит.

Я только то, что здесь и сейчас.

Сколько времени я уже здесь. И где “здесь”.

Кажется, я представляю, что говорю.

Но осталась ли я, кем была. И что это значит. А может, кто-то со мной что-то сделал.

Неужели так глубоко ее затянуло в этот кошмар собственного “я”, что ей уж никогда не выбраться.

Пытаюсь понять, кто я.

Но я только то, что я говорю, то есть почти ничто.

Она не способна увидеть себя, назвать себя, вычислить, сколько времени прошло с тех пор, как она начала думать, о чем думает.

Думаю, я кто-то. Но я лишь говорю слова.

Слова никогда не заканчиваются.

Минуты, часы, дни и годы. Или все, что она знает, заключено в одной безвременной секунде.

Этого всего так мало. Думаю, я здесь, и только.

Знаю, что я здесь, только когда говорю что-нибудь.

Может, нужно подождать.

Здесь и сейчас. Вот кто я, и только это.

Она пытается представить слова. Не буквы в словах, а сами слова.

Что значит осязать. Я почти осязаю то, что здесь со мной, чем бы оно ни было.

Может, это мое тело.

Думаю, я кто-то. Что это значит – быть тем, кто я есть.

Всеми личностями владеет индивидуальное. Что ей осталось, кроме голоса – скудных сыплющихся слов.

Я пытаюсь представить слова. Все время одни и те же слова.

Слова – это то, что уходит.

Разве я только слова. Знаю, есть еще что-то.

Нужно ли ей третье лицо. Пусть она уйдет в себя, измеряя свои глубины при помощи звука. Пусть задает свои вопросы только себе, больше никому.

Но осталась ли я, кем была.

И так далее и так далее. Глаза закрыты. Женское тело в капсуле.

Офис принадлежал некоему Сильверстоуну. А прежде – моему отцу, на стене и теперь висели две его собственные картины, обе темные, в пыльных полосках солнечного света. Я заставлял себя смотреть на Сильверстоуна, который расположился за полированным столом и, подобно летающему дрону, совершал глобальный обзор, охвативший все от Венгрии до Южной Африки, от форинта до ранда.