Михаил Орловский - Нескорая помощь или Как победить маразм

— Ничего и слышать не хочу, — заверила родителя Ирка и, сняв с вешалки мамино пальто, кратко отрезала: — Идём.

Доковыляли до больницы, благо на соседней улице. Всю дорогу мать стонала и причитала, что совершенно нет повода беспокоить загруженных пациентами медработников. На пороге приёмника Нина Ивановна попыталась упереться в проём входных дверей, но автоматические створки последних так широко раскрылись, что лишь только какой-нибудь великий фокусник а-ля Гудини сумел бы зацепиться как надо. Иркина же мама чародейских лицеев не кончала и магическими способностями по наследству не одарялась. Кроме того, позади шагала заботливая дочь, стремления которой осуществить встречу матери и доктора могло хватить на многое. И желание протолкнуть всех обсуждаемых персонажей в двери приёмного отделения не было лидером списка возможностей этого стремления.

Итак, дошли, наконец, до смотровой. Ирка позвонила хирургам и заняла позицию профессионального охранника: перекрыла все ходы и выходы, разместив мать в пределах прямой видимости. Но самым надёжным в материнском вопросе стало, разумеется, изымание у родителя обуви, верхней одежды и ключей от квартиры.

Пришёл хирург. Ирка вышла в коридор, но на всякий случай оставила маленькую щёлочку в смотровую, а то вдруг чего. И действительно, как в воду глядела. Нина Ивановна начала юлить уже на этапе предъявления жалоб. Да-да, она прямо так и закосила: «Жалоб нет». Здесь регистратору пришлось засунуть голову в дверной проём и пригрозить: «Мама, говори правду!» И мама раскрылась. Но подобная процедура повторялась и на этапе анамнеза, и даже когда приступили к осмотру.

— Нина Ивановна, — говорит хирург. — Мне надо вас ректально посмотреть.

— Как посмотреть?

— Ну, через прямую кишку, — поясняет эскулап. — Задний проход.

— Задний проход? — у матери раскрываются глаза. — Но у меня там ничего нет.

— Нина Ивановна, довольно, — мягко улыбается хирург. — Давайте, посмотрю.

— Я вам обещаю, — прикладывает руку к груди, — у меня там ничего нет.

— Это обязательный осмотр, Нина Ивановна.

— Доктор, я вам сильно обещаю, там точно ничего нет.

— Нина Ивановна.

Ирка не выдержала.

— Мама! Быстро сняла штаны и легла! — Лицо дочери в метре шестьдесят от порога смотровой сигналило о том, что если не лечь, будет хуже и с новым диагнозом.

Мама легла. Дочка вернулась на контрольный пост. Хирург аккуратно посмотрел Нину Ивановну и со словами: «Можете одеваться», удалился заполнять историю болезни. Когда доктор вышел, Иркина мать, надевая штаны, пробурчала:

— Вот получила, бл…, удовольствие.

Медрегистратор Крупская упала близ двери в приступах жуткого хохота.

Нину Ивановну подлечили и она, счастливая, побежала домой. Рванула от нас, только пятки сверкали. Что вы. Ну и поблагодарила врачей, разумеется. Пыталась ещё и денег втюхать, но в нашей клинике работали порядочные медработники и с коллег даже в виде благодарности не брали, не говоря уж про, не дай бог, вымогательства какие. Однако, как уже писалось, настоящих людей, наподобие Нины Ивановны, практически не встречалось. В ключевой массе «скорые» привозили быдловатых пациентов, и радость от работы потихонечку испарялась. Хотя не могу умолчать про одного благодарственного пациента, который мне отдельно запомнился. Но обо всём по порядку.

Суточное дежурство протекало стандартно: тупо вал населения. На подобном фоне среди хрони выделялась одна тётенька, которая со страдальческим видом скромно сидела на кушетке. При расспросе удалось прознать про её два перенесённых инфаркта, варикозную болезнь и негодного сына, претендующего на жилплощадь. Осмотрев пациентку, я принял однозначное решение о госпитализации. Оформив историю, направил в кардиологию и тут же занялся другими поступающими. Минут через сорок на столе приёмника заплясал телефон. Звонили с отделения. Исключаю риторику и междометия. Заключили кратко: «Забирайте историю тётеньки, она домой ушла». — «Чё это?» — не догнали мы и подозрительно посмотрели на трубку. Из динамика последней пролились весомые аргументы: «Так она поступила в пятиместную палату, а ей, видите ли, хотелось в двух. — Ещё и скандалила». Мы пошатнулись. «Ишь ты, собака женского пола! — промелькнула общая мысль. — Люди, вон, в коридорах вынуждены лечиться. А эта. Ах, неблагодарная».