Михаил Орловский - Нескорая помощь или Как победить маразм

По тыщёнке взыскали. Канализацию починили. Главврача на Канары справили. Жизнь продолжалась. Да, весьма похоже, что вроде даже и не жаловался никто. Хотя, постойте. Жаловался же один. Михалыч наш. Точно. Он ведь тогда ещё параллели с военными проводил и обречённо вопрошал: «Вот как здесь не стать сутяжником?» В итоге, собрав все известные грехи Дуровцевой, академик оформил их в письменном виде и пошёл в прокурадуру (очень похоже на прокуратуру, только функционируют по-разному).

Прокурадура стояла. Просто стояла. Серое неприметное здание. Фасад, крыльцо, образец по Уставу. Ничего особенного. Единственное, может быть, чем запоминалась данная конторка, были роскошные автомобили сотрудников, одни колёса которых стоили как ремонт нашей испорченной больничной канализации (см. предыдущую главу, если забыл). Но академика не интересовал взяточный персонал про- курадуры. Нет. Михалыч зашёл внутрь и сразу к честному человеку — прокурору. Чего уж мелочиться?

Верховный прокурор Санкт-Путенбурга сидел в кресле из крокодиловой кожи с абсолютно уставшим видом. Тяжесть денежного бремени, свалившаяся на организацию, давила на печень, поджимала лёгкие, мешала сердцу и свисала тройным подбородком спереди и двойным сзади. Прокурор в минувшие выходные отметил своё стотридцатикилограммие. Услышав стук в дверь и возню на входе, он с трудом поднял заплывшие веки. По природе оное действие походило на подъём разводного моста, образ которого, в свою очередь, приходил на ум первым, когда речь заходила о Путенбурге.

— Чего там? — небрежно выдал чиновник.

— Я вам маляву принёс, — Михалыч протянул жалобу. — Вот.

— Маляву? — замерли погоны, уставившись на академика как на папуаса.

Михалыч не упустил возможности воспользоваться ситуацией, процитировав реплику из фильма «Иван Васильевич меняет профессию»:

— Что вы на меня смотрите, отец родной? На мне узоров нет, и цветы не растут.

Прокурор ожил.

— Ладно. Давайте, почитаем. — С великим скрипом рука оппонента смогла ухватиться за представленный листочек бумаги. — Жалоба на главврача больнички Дуровцеву Тэ Вэ. — Прокурор попытался улыбнуться, но подбородки помешали. — Хе-х. Так она же подруга Валентина Ивановича, нашего Пубарха.

— Ну и что? — изобразил академик наивного.

— Хе-х, — во второй раз сделал усилие над мимикой прокурор, но хомячные щёки даже не колыхнулись. Лицо задумалось, глядя на пришедшего, что сыграло на руку в цитировании всё того же фильма:

— Вот смотрит. — сказал Михалыч. — Вы на мне дыру протрёте!

Человеку в погонах ничего не оставалось, как немедленно исполнить свой гражданский долг. Да ещё же и клятву давал, пусть и текст подзабыл. Прокурор беспристрастно полез в стол и достал себе подобную папку. Папка тоже имела складки, три подбородка и пахла массивностью. На лицевой стороне красовалась надпись: «Дело № какое-то. Висяк».

— Так-с, — зашуршал тесёмками беспристрастный. — Давайте посмотрим.

Он быстро пролистал стопку жалоб и, рассоединив скрепитель, положил листочек Михалыча вниз.

— В очередь, — пояснило Его погоносиятельство.

— Да вы хоть почитайте, — подвинул свои брови наверх наш товарищ. — Там бесподобные нарушения!

— Ой, да что я не знаю, что ли, — скривился подбородками сиятельство. — Все вы одно и то же пишите. Как под копирку.

Михалыч прямо застыл от изумления. Вот работнички. Он почесался ниже пояса. За коленку.

— Ну ладно, — снизошли в ответ прокурорские звёзды. — Давайте почитаем.

И они углубились в жалобу.

— Так, так, — прокурор искал по тексту знакомые буквы. — Смотрим. Так. Про это писали. про премии писали. про хирургию тоже писали. так, так. Про ремонт давно писали. что там в конце?.. ага, вот про это, кажется, не писали. Рассмотрим. В порядке очереди.

— В порядке очереди? — недопонял наш академик. — В самом конце, что ли?

— Конечно, — прокурор посмотрел на медика как на ребёночка. — Слушайте. Тут посерьёзней дела пылятся, люди миллиардами выносят, а вы пристали со своими надбавками.

— Так мне тогда тоже можно взять вашу методу? — изобразил экзофтальм академик. — Буду заниматься исключительно агонирующими больными, а те, кто полегче, и подождут годик-другой.

Прокурор хмыкнул, заскрипев креслом, и стало очевидно, что где-то глубоко сжался шоколадный глаз. Все ведь под Богом ходим.