Михаил Орловский - Нескорая помощь или Как победить маразм

Первое утро августа выдалось по-путенбургски холодным. Несмотря на плюс тринадцать градусов, летающих в воздухе, зябкость и унылость ощущались во всех членах, суставах и сухожилиях человеческого тела. Закутавшись в лёгкую курточку, дядя Слава проскочил проезжую часть, пролетел тротуар и, будто вирус гриппа, проник в метро. Подземка по обычаю источала тепло. Пахнущие посетители утренней электрички плотно прижимались друг к другу, отчего не только чувствовался дух рабочего класса, но и можно было совсем не держаться за поручни. До боли знакомые запахи закрались Славику в нос. «Всё-таки лучше, чем на вызовах», — подумал про себя мой товарищ и мгновенно уснул, повиснув, словно макака, на поручне.

Он всегда спал похоже. Хронический недосып и вечная усталость ни на шаг не покидали моего стойкого приятеля. Именно поэтому дядя Слава и пользовал каждую возможную и невозможную минуту для потребления своих первоочередных потребностей. А именно сна. В метро он спал всегда. И, как правило, стоя. Если же где освобождалось местечко, то эскулап не стремился упасть на него как сумасшедший, что в последнее время довольно часто наблюдается со стороны пожилого и парапожилого населения. Нет. Он молча стоял и, невзирая на кружащую вокруг суету, спал. Садиться в вагоне подземки дяде Славе не хотелось по двум причинам. Во-первых, нужно было постоянно следить, не зашёл ли кто в вагон беременный или с маленьким ребёнком. В данном случае мой товарищ мгновенно уступал место, поскольку в наши дни почти не осталось порядочных в этом отношении людей. Давно замечено, что как только беременная женщина входит в вагон метро, то мужская часть сидящих тут же засыпает, а женская, особенно после сорока, вообще никак не реагирует. Поэтому, дабы не следить за входящими и каждую остановку покорно не открывать зенки, дядя Слава и спал стоя. Во-вторых, нежелание садиться, складывалось из того, что в данном положении сон становился более проникновенным и тогда возникает риск уехать чёрт-те куда. Один раз, по молодости, дядя Слава катался так мимо своей станции трижды.

Доехав таки до рабочего места, мой приятель переоделся в скоряшную униформу и принял первый вызов.

— Палыч, собирайся, — позвал дядя Слава водителя Александра Павловича, с которым он сегодня дежурил сутки.

— Куда едем-то? — поинтересовался последний.

— На Будапештскую. Дом потом скажу, он у меня в папке записан.

Завёлся двигатель. Закрылись двери. Через десять минут завернули на Будапештскую. Ещё через минуту дядя Слава взлетел по лестнице и оказался в квартире. Его встретила звонившая в службу «03» дама, далеко забальзаковского возраста.

Квартира предстала стандартной для подобного рода вызовов. Замызганная прихожая с не блещущим чистотой полом. Узкая и неопрятная кухня. И комната с незастеленной кроватью и ламповым телевизором, который по паспорту значился цветным. Пациентка, всем видом показывавшая насколько ей плохо, дошла из прихожей до комнаты, завалилась на кровать и стала жаловаться:

— Что-то у меня голова кружится. Сильно.

— И давно кружится?

— Ну уже с полгода как. Только последние дни она как-то по-другому кружится.

— Сильнее, что ли? — наводящим вопросом попытался уточнить дядя Слава.

— Да нет же, не сильнее, — возразила больная. — Просто по-другому.

— Давайте посмотрим, — предложил доктор, открыл свой медицинский чемодан и достал стетоскоп с давленометром.

Измерил давление. Послушал пульс. Сердце. Да, энцефалопатийка-то прёт. Приступил к животу.

— Ой, зачем это вы мне живот смотрите? — забеспокоилась больная, натягивая на себя одеяло.

— Осмотр провожу. Вы же сами «скорую» вызвали, — поясняет мой товарищ.

— Да вы не так смотрите, — выпаливает ему клиентка. — По-другому надо смотреть.

— Я врач, наверняка мне лучше знать, как надо смотреть, — без компромиссов регистрирует своё положение дядя Слава.

— А я говорю, не так! — возмущается больная и уже подскакивает с кровати. От прежнего головокружения, похоже, не осталось и следа.

— Ну, тогда сами себя и смотрите, — кратко и спокойно говорит Славик, закрывает свой чемоданчик и встаёт со стула.

В этот момент с больной приключилась величайшая перемена. Она, как оловянный солдатик, выпрыгнула из кровати и быстрее ветра достигла входной двери в прихожей. На момент, когда наш академик оказался на пороге комнаты, пациентка дважды провернула ключ в замке и профессионально утопила его в недрах нижнего белья.