Лорен Грофф - Судьбы и фурии

А затем она пошла в колледж. Время летело быстрее, чем она думала. Занятия стали для нее светом в царстве темных уик-эндов. Она буквально впитывала все, что рассказывали на лекциях. Друзей у нее не было. Ариель отнимал почти все время, оставшееся она посвящала учебе и прекрасно знала, что если заведет хотя бы одного друга, то потом уже не остановится, слишком уж она изголодалась по компании.

Теплыми весенними днями, когда солнечные лучи расцветали желтыми цветами форсайтии в уголках ее глаз, сердце Матильды становилось буйным и непослушным, и она готова была отыметь первого попавшегося парня, проходящего мимо нее. Но на кону стояло слишком много, чтобы рисковать этим в угоду искушениям.

Она обкусывала ногти до крови, глядя, как люди вокруг обнимаются, смеются и обмениваются только им одним понятными шуточками. В пятницу вечером, сидя в поезде, мчащемся в мерцающий в тумане Хадсон, она готова была выть от отчаяния, а во время съемок в агентстве делала вид, что она одна из тех девушек, которые чувствуют себя в бикини как рыба в воде и с радостью готовы продемонстрировать любопытному миру свой новый шелковый бюстгальтер. Но ее самыми лучшими фотосессиями стали те, во время которых ей нужно было сделать вид, что она хочет убить фотографа. А затем снова апартаменты Ариеля, обжигающий ковер и искусанные губы. И когда его руки скользили по ее спине или раздвигали ее ягодицы, она снова и снова думала: «Сделка, сделка, сделка».

Когда поезд вновь увозил ее в колледж, душа Матильды разворачивалась все шире с каждой милей. Так прошел один год, потом второй. Затем наступало лето, которое она проводила в апартаментах и в галерее безвылазно, словно рыбка в аквариуме. Она училась и училась. Три года. Четыре.

И вот наступила весна выпускного года. Жизнь расстилалась перед Матильдой, словно слишком яркий свет, на который было больно смотреть.

В Ариеле появилась какая-то исступленность. Он стал все чаще зазывать ее на долгие четырехчасовые ужины, затаскивал с собой в ванную. Она могла проснуться утром в воскресенье и обнаружить, что он внимательно за ней следит.

– Переходи ко мне на работу, – припечатал однажды Ариель, когда, нанюхавшись, выносил ей мозг лекцией на тему гениальности картин Ротко. – Ты можешь работать на меня в галерее, я еще немного подучу тебя, и мы возьмем приступом Нью-Йорк.

– Может и перейду, – покладисто отвечала она, а про себя думала: «Да ни за что». И снова напоминала себе: «Сделка. И ей скоро конец».

Скоро она будет свободна как ветер.

ВЕЧЕРОМ ЕЙ СТАЛО ОДИНОКО.

Матильда спустилась и обнаружила, что Бог сжевала кухонный коврик и оставила на полу растекшуюся лужу, и теперь смотрит на нее с воинственным блеском в глазах. Матильда приняла душ, надела белое платье и распустила влажные волосы так, что они быстро намочили ткань.

Она засунула собачку в переноску, собрала ее игрушки и еду в сумку и положила в машину. Сначала Бог громко лаяла на нее с заднего сиденья, а затем затихла.

Она стояла перед главным магазином в городе, стояла и стояла, пока случайно не увидела какое-то смутно знакомое семейство. Зимой они с Лотто нанимали этого мужчину расчистить от снега их парковку, у него было лицо дельца, хоть и слегка заторможенного. Женщина работала в приемной у дантиста, она сама была огромной, а ее зубы – мелкими и белыми. Глаза у их детей были, как у молодых оленят. Матильда присела на корточки, чтобы лучше их видеть, и сказала:

– Хотите взять моего песика к себе?

Мальчик кивнул, глядя на Бог и посасывая сразу три пальца. Девочка прошептала:

– Я вижу ваши грудки…

– Миссис Саттервайт? – спросила женщина, неодобрительно оглядывая ее, и Матильда наконец поняла, что ее белое дизайнерское платье оказалось не самой лучшей идеей и выглядит она неприлично. Она не подумала об этом.

Матильда передала собаку мужчине.

– Ее зовут Бог.

Женщина испуганно вдохнула:

– Миссис Саттервайт!

– Тише, Донна, – услышала Матильда, направляясь к машине. – Оставь бедную женщину в покое.

Она поехала домой. В пустом доме гуляло эхо. Матильда была свободна. Теперь ей не о чем было беспокоиться.

КАК ЖЕ ДАВНО ЭТО БЫЛО.

Она помнила тот день, когда свет упал с неба, точно сквозь дутое зеленое стекло.

Тогда у нее еще были длинные светлые волосы, выгоревшие на солнце. Скрестив стройные ноги, она читала «Лунный камень». Она покусывала ноготь и думала о своем новом парне, о своей нежной недельной любви, с приходом которой весь мир стал ярче. Даже колеса поезда выстукивали его имя: «Ло-тто-Ло-тто-Ло-тто».