Мэри Кайе - Далекие Шатры

Уильям не понимал его. Он хорошо знал, что шеф относится к человеческой глупости без всякого снисхождения и склонен презирать людей незначительных. Это было у него в характере, и Уильям однажды слышал, как кто-то на званом обеде в Шимле говорил, что Каваньяри легко представить на месте графа д’Отроша, который в битве при Фонтенуа крикнул стоящим напротив британским войскам: «Господа англичане, мы предоставляем эту честь вам!»

Тогда Уильям рассмеялся и согласился – и, как следствие, проникся еще большим уважением к Пьеру Луи Каваньяри. Но теперь он вспомнил, чем закончился упомянутый известный эпизод, и ему стало совсем не смешно. В ответ на те высокопарные слова британцы выстрелили первыми, и смертоносный залп уничтожил неподвижно стоявших на месте французских гвардейцев, сильно разредив их ряды, убив или ранив всех офицеров и обратив в бегство уцелевшее войско, оставшееся без командиров.

«Тот парень в Шимле был прав, – подумал Уильям. – Луи Каваньяри вполне способен на аналогичный жест. Такой он человек. Смелый, гордый, фанатичный и в высшей степени самоуверенный…»

Только на прошлой неделе в городе произошел безобразный инцидент, ставший результатом ссоры между какой-то женщиной и четырьмя соварами из разведчиков. Совары подверглись нападению и чудом унесли ноги, после чего сэр Луи приказал молодому Гамильтону позаботиться о том, чтобы его люди не совались в город, пока страсти не остынут. Но через несколько дней его собственный ординарец, афридий Амал Дин, прослуживший у него много лет, тоже ввязался в драку, на сей раз с группой афганских солдат. Бесстрашный Амал Дин, взбешенный несколькими оскорбительными высказываниями по адресу своего сахиба, набросился на обидчиков и как следует отделал их. Официальная жалоба от имени пострадавших солдат была подана сэру Луи, который самым холодным образом выразил сожаление, а затем наградил Амал Дина – и дал знать о таком своем поступке.

«От этого его популярность среди афганцев ничуть не вырастет, – мрачно размышлял Уильям вечером того же дня, работая над официальной корреспонденцией в кабинете посланника. – Но разве его это волнует? Да нисколько!» Уильям уставился невидящим взглядом в стену напротив и подумал о местных женщинах, которых солдаты продолжали тайком проводить на территорию миссии, несмотря на частые предупреждения не делать этого. Это тоже неминуемо закончится бедой, но как положить этому конец – непонятно. Он снова принялся писать, обнаружил, что чернила на пере высохли, обмакнул его в чернильницу и продолжил работу…

Через двор от него, в офицерской столовой, Уолли тоже писал, ибо почтовый курьер с корреспонденцией из резиденции выезжал в Али-Хель на рассвете и все желавшие отправить с ним свои послания знали, что письма надо вручить главному чупрасси сегодня вечером.

Закончив последнее из писем, Уолли достал чистовую копию поэмы «Деревня Бемару», которую собирался вложить в письмо к родителям. Он считал ее одним из лучших своих сочинений и, хотя провел полдня, шлифуя строки, не устоял против искушения еще раз перечитать окончательный вариант, прежде чем запечатать в конверт. Да, очень даже ничего, решил он не без самодовольства: «Вы бились до последней капли крови, как подобает Англии сынам… Поднесь ваш бывший враг от ужаса трепещет…»

Аш критически выскажется по поводу «поднесь», но ведь Аш не поэт и не понимает, что невозможно выдержать стихотворный размер, не прибегая к вполне допустимым коротким архаичным словам вроде «длань», «перст», «кабы». «Возобладала бы печаль, кабы не гордость». Не совсем довольный строкой, Уолли нахмурился, кусая ручку, но не придумал другого варианта. В любом случае даже Аш наверняка согласится, что концовка весьма недурна:

Да, это то, что надо! Уолли прочитал несколько последних строк вслух, размахивая в такт ручкой на манер дирижера, и уже дошел до слова «поскольку», но тут дирижерская палочка дрогнула и замерла в воздухе. Уолли вдруг пришло в голову, что Ашу не понравится настроение заключительной фразы.

Аш никогда не скрывал своих взглядов на политику Англии в отношении Афганистана и свободно выражал их в обществе Уолли, называя эту политику несправедливой и неоправданной. А потому он не согласится, что «с ней был Бог, за нею было право». По мнению Аша, Англия не имела никакого права вмешиваться в дела Афганистана, не говоря уже о том, чтобы нападать на него, и он, несомненно, скажет, что Бог – или Аллах – по праву должен быть на стороне афганцев. Он скажет…