Мэри Кайе - Далекие Шатры

При мысли о жене он увидел ее лицо так ясно, словно оно материализовалось перед ним из лунного света: серьезные глаза и прелестные нежные губы, безмятежный чистый лоб и очаровательные впадины под скулами. Джали, его покой, отрада и отдохновение. Джали, его восторг и услада. Ашу показалось, будто в ее глазах появился легкий укор, и он спросил вслух:

– С моей стороны эгоистично желать вас обоих?

Он вздрогнул от звука собственного голоса. Жаркая ночь была такой тихой, что, хотя он говорил чуть слышно, в лунном безмолвии голос прозвучал поразительно громко, и Аш вдруг осознал, что, вполне возможно, он не единственный путник в этой ночи. Его мысли тотчас приняли другое направление. Люди в этой местности не любили чужаков и имели привычку сначала стрелять, а потом задавать вопросы, и он ускорил шаг, сосредоточив ум скорее на возможной опасности, нежели на бесполезных надеждах и сожалениях.

Незадолго до рассвета он нашел расселину в скале, где смог спокойно проспать почти весь день. И во снах он видел не Зарина, не Уолли и не любого другого человека из прошлой жизни, а Анджали.

Он вернулся в Кабул через Малакандский перевал. Город и окрестные равнины словно кипели на медленном огне в котле чудовищного зноя и пыли, и Аш мысленно помянул добрым словом марданскую прохладу. Хотя Кабул находился на высоте шести тысяч футов над уровнем моря, дожди здесь выпадали редко, и земля растрескалась от недостатка влаги. Но ветер, дувший по вечерам со снежных равнин Гиндукуша, охлаждал верхние комнаты в доме сирдара и делал ночи приятными. И Анджали ждала его.

В первую ночь они почти не разговаривали. Аш лишь коротко коснулся своего безуспешного путешествия в Мардан и расставания с Зарином. Но на следующий день и в последовавшие за ним долгие июньские дни они много говорили о будущем, пусть и отрывочно и не ощущая необходимости срочно принять решение, ибо Накшбанд-хан убедил их остаться у него, сказав, что, даже если британская миссия в конечном счете не приедет в Кабул, им нет смысла уезжать, пока не кончится жара и не наступят прохладные осенние дни. У них впереди было все лето и полно времени, чтобы решить, куда они направятся, когда покинут Афганистан, если вообще покинут в этом году, а не решат провести здесь зиму и уехать весной, когда зацветут миндальные деревья. Этот план, пожалуй, представлялся наилучшим.

Июнь сменился июлем, летние молнии засверкали среди гор, и ветер погнал грозовые облака над горными грядами. Дожди шли редко, но их хватило, чтобы пожухлая трава вновь зазеленела, и Анджали радовалась пасмурным дням, потому что яркий солнечный свет, пыль и сверкающие небеса напоминали ей о Бхитхоре, а Аш, глядя на жену, забывал строить планы на будущее, потому что настоящее его вполне устраивало.

Но июль едва перевалил за середину, когда будущее внезапно явилось к ним в форме тревожных историй о безжалостном разграблении отдаленных деревушек бандами недисциплинированных, не получающих жалованья солдат, которые со времени подписания мирного договора стекались в Кабул со всех концов Афганистана.

С каждым днем в долину приходило все больше этих своевольных, неорганизованных людей, и в конце концов даже сирдар забеспокоился и укрепил засовы на окнах и дверях.

– Если даже хотя бы половина слухов соответствует действительности, всем нам грозит опасность, – сказал сирдар. – Эти люди могут называть себя солдатами, но, не получая жалованья уже много недель, они превратились в беспорядочную толпу и теперь ничем не отличаются от бандитов. Они грабят жителей долины, отбирая у них все, что приглянется, и убивая всех, кто оказывает сопротивление.

– Знаю, – сказал Аш. – Я наведывался в деревни.

Он действительно наведывался и там увидел и услышал более чем достаточно, чтобы понимать, что опасения сирдара небеспочвенны. За последние несколько недель ситуация в долине резко ухудшилась. В деревнях и на ведущей к городу дороге скопилось слишком много вооруженных праздношатающихся людей, и несколько раз Аш протискивался через большую толпу, внимавшую призывам какого-нибудь факира начать джихад против неверных. Сама же столица была наводнена свирепыми, голодными солдатами, которые расхаживали по улицам, бесцеремонно расталкивая мирных жителей и без зазрения совести бесплатно угощаясь фруктами и готовой пищей с базарных прилавков.

В воздухе пахло угрозой насилия и беспорядков, и порой Аш испытывал искушение покинуть свой пост и увезти Джали подальше. Афганистан становился слишком опасной страной. Но он дал слово командующему и не мог его нарушить, потому что к настоящему времени все до единого знали, что британская миссия во главе с Каваньяри-сахибом и с эскортом из Корпуса разведчиков уже выехала в Кабул.