Мэри Кайе - Далекие Шатры

Каждый вечер разведывательный отряд выезжал вперед, чтобы обследовать местность и выбрать наилучшее место для завтрашней стоянки, а утром палатки сворачивались еще затемно, и длинная процессия ползла вперед в относительной прохладе предрассветных часов и останавливалась, когда солнце поднималось над горизонтом достаточно высоко и палящие лучи становились невыносимыми. Очень часто расстояние между предыдущим и последующим привалами не превышало пяти миль, а иногда оказывалось даже меньше, так как скорость движения колонны определялась потребностью в воде и тени, хотя без последней еще можно было обойтись, и они нередко обходились. Но парусина, крытые повозки и солома плохо защищали от яростного солнца, и только животные, стоящие на привязи посреди голой равнины, имели основания радоваться знойному ветру, который, по крайней мере, отгонял от них насекомых. Чем медленнее шла процессия, тем раздраженнее и нетерпимее становились люди и тем чаще происходили вспышки слепого гнева. Однако, как бы медленно они ни двигались, с каждым следующим переходом они неотвратимо приближались к границе Бхитхора и скоро должны были достичь места назначения.

Тем не менее время, оставшееся до прибытия в Бхитхор, казалось слишком долгим Ашу, который еще совсем недавно хотел, чтобы путешествие продолжалось вечно, а теперь стремился закончить его побыстрее. Одних физических неудобств походной жизни вполне хватило бы, чтобы вывести из себя любого, а в сочетании с тяжелой депрессией и неуклонно возрастающим грузом лагерных проблем они начали казаться ему почти невыносимыми. В довершение ко всему Аша неотступно преследовало чувство близкой опасности, ибо всего через три дня после покушения на него кто-то посторонний снова проник в его палатку – тогда они в первый раз выступили в путь затемно, чтобы не идти по жаре, и остановились, когда солнце поднялось высоко.

Выбранное в тот день место стоянки находилось близ мелкого, заросшего тиной пруда – очевидно, искусственного водоема, вырытого много веков назад для нужд какого-то давно забытого города, следы которого сохранились в виде низких курганов, крошащихся кирпичей из песчаника и остатков разрушенных стен, что едва ли превосходили высотой шуршащую рыжевато-желтую траву и все растрескались, пронизанные корнями деревьев.

Как обычно, палатку Аша разбили под деревом на окраине лагеря, а палатки его слуг поставили полукругом за ней. Высокую, по пояс, траву в радиусе двадцати ярдов выкосили или притоптали, чтобы никто не смог приблизиться незаметно. Однако в какой-то момент в середине дня кто-то все же сделал это.

На сей раз двое из людей Аша несли дозор, сидя на корточках в тени мелии на краю расчищенного участка, откуда могли держать под наблюдением палатку Аша. Но ни один из них не заметил ничего подозрительного, что и неудивительно: они были на ногах с четырех часов утра и, сытно поев в полдень, клевали носом, разморенные жарой и убаюканные пением знойного ветра. Оба время от времени погружались в дрему, уверенные, что одного их присутствия достаточно, чтобы отпугнуть любого злоумышленника, и не слышали ни звука, помимо сухого шороха листьев и травы на ветру.

Аш отсутствовал, занятый делами, а по возвращении обнаружил свои вещи в крайнем беспорядке: замки сундуков взломаны, содержимое разбросано по полу и даже постельные принадлежности скинуты с кровати. Вся палатка носила следы обыска, производившегося в великой спешке, однако с пугающей тщательностью. Неизвестный сдвинул с места все предметы обстановки и скатал циновку, чтобы посмотреть, не закопано ли что в земле под ней, распорол ножом матрас и снял наволочки с обеих подушек. Но его поиски не увенчались успехом, так как в палатке не было ни денег, кроме горстки мелких монет, в основном медяков, ни огнестрельного оружия, поскольку Аш с недавних пор всегда носил револьвер с собой, а две шкатулки с деньгами, винтовку, дробовик и запасные патроны отдал Махду, и старик спрятал все в потрепанный парусиновый спальный мешок, который добавил к своему багажу.

Судя по тщательности поисков, вор искал деньги, а значит, это был не тот человек, который прежде похитил винтовку. Аш попытался утешиться этой мыслью: конечно, очень неприятно обнаружить, что кто-то сумел незаметно проникнуть в палатку, перевернуть все в ней вверх дном и незаметно скрыться среди бела дня и под носом у двух слуг, но это всяко лучше, чем гадать, не собирался ли похититель оружия использовать его против самого Аша, и если да, то зачем. Чтобы представить убийство самоубийством? Или же потому, что, если он будет застрелен из собственной винтовки, подозрение естественным образом падет на одного из его слуг?