Дин Кунц - Эшли Белл

– Как тебе удалось?

– Есть связи, но это конфиденциальная информация. А теперь тсс…

Калида включила айпод. Зазвучал один из приятнейших голосов, когда-либо записанных в студии. Израэль Камакавиво’оле [25]исполнял попурри из успокаивающих нервы «Где-то над радугой» и «Что за чудесный мир».

– А как ты сюда зашла?

– У твоей мамы есть запасной ключ. Она сунула его в конверт и оставила старшей официантке в ресторане, а я забрала.

Спустя пять секунд после первого прикосновения Биби осознала, что у Калиды Баттерфляй волшебные руки.

– Где ты этому научилась?

– Ты хоть когда-нибудь молчишь, девочка? Помолчи, и ты поплывешь.

– Куда поплыву?

– Туда и сюда. А теперь помолчи-ка, а не то я заклею тебе рот скотчем.

– Не заклеишь.

– Не стоит испытывать мое терпение. Я не твоя дежурная массажистка.

Несмотря на легкую тревогу, Биби справилась с программой. Мерцание языков свечного пламени на ковре действовало на нее усыпляюще.

Когда Биби начала уплывать, то принялась фантазировать, что женщина, ее массирующая, не Калида Баттерфляй, а какая-то другая, обездвижившая Калиду или, возможно, убившая, чтобы занять ее место, что…

Для чего?

Нет. Все это причуда романиста, причем не особо хорошего. Получается сюжет плохого триллера или фильма с пронзительно визжащими скрипками и последней королевой визга молодой Джейми Ли Кёртис.

Дрожащий, неверный свет. Музыка. Волшебные руки Калиды. Биби вновь и вновь плыла, плыла прочь, плыла в никуда…

Куда-то… в супермаркет «Гелсон». Экспресс-касса. Прошло семь месяцев с тех пор, как Биби ушла из университета.

Она удивилась, что снова в ее памяти всплыл образ доктора Соланж Сейнт-Круа, второй раз за два дня, а ведь столько воды утекло…

В тот день, три года назад, она заскочила в супермаркет за головкой салата-латука, несколькими зрелыми, но твердыми томатами, редисками и сельдереем. Положив все в корзинку, Биби узнала свою бывшую преподавательницу. Женщина стояла последней в очереди перед экспресс-кассой.

Первым желанием девушки было отойти и пройтись по рядам, хотя ей не нужно было еще что-то покупать. Надо лишь задержаться, пока богоматерь университетской программы по литературному творчеству не поскупится и благополучно отсюда уйдет. Столкновение с женщиной в минималистском кабинете с полупустыми книжными полками, однако, оставило зияющую рану в самолюбии Биби. Она всегда могла постоять за себя, никогда не робела, не отступала без видимых причин, но в тот раз Биби пошла на попятную с нехарактерной для нее покорностью, шокированная и сбитая с толку неожиданным гневом профессорши. Если она отступит сейчас, спрячется в бакалейном отделе, это будет второй удар по ее самолюбию, теперь еще более сильный.

Коль уж начистоту, было у нее и другое соображение. За семь месяцев после ухода из университета, живя с родителями, Биби написала шесть рассказов. Три были опубликованы в «Антиохском ревю», «Гранте» и «Фургоне переселенцев» . Такая плодовитость и успех у редакторов казались удивительными для девятнадцатилетнего новичка. В глубине сердца Биби таила не свойственное ей желание поделиться своим триумфом с бывшей преподавательницей.

Она встала позади женщины в очередь, заставляя себя не форсировать события: пусть профессорша сама первая заговорит с ней. Биби не станет проявлять сарказма, рассказывая о своей удаче. Стараясь быть искренней, она поблагодарит профессоршу за все то, чему научилась в течение тех трех месяцев. Она сделает вид, что уход из университета сослужил ей добрую службу, указав на ошибки и поспособствовав дальнейшей литературной карьере. Биби проявит столько искренности и скромности, что Соланж Сейнт-Круа растеряется с ответом.

В корзинке профессорши было девять покупок. Когда пожилая женщина повернулась налево к конвейерной ленте, чтобы выложить их, краешком глаза она заметила Биби. Соланж Сейнт-Круа порывисто повернулась. На лице профессорши появилось почти комическое выражение изумления.

Женщина, кажется, носила ту же самую одежду, что и в тот день, когда извергала пламя в своем кабинете. Дамский юбочный костюм, по-видимому, был сшит на заказ, но казался каким-то поношенным. Блузка серо-зеленого цвета засохших морских водорослей. Седеющие волосы собраны на затылке в узел, как и прежде. На лице – никакого макияжа. В голубых глазах холода столько, что профессорша, похоже, способна была заморозить ее взглядом, как мифическая Медуза.